Шизофренияяяяяяяя
Шрифт:
Все это было так больно и обидно, что я, как маленькая девочка, завалилась на ближайшую скамейку и разрыдалась вовсю.
– Вам помочь? – раздался где-то рядом участливый голос.
Я подняла зареванные глаза и увидела молодого мужчину, стоящего рядом и протягивающего мне карманную пачку одноразовых салфеток.
– Зачем? – спросила я, как полная дура.
– Чтобы вытереть слезы, – сказал он. – И кровь. Вы, кажется, губу прикусили.
Точно, прикусила – так вот откуда этот соленый вкус.
И тогда
Глава 37. Еще один отец
Ну конечно, как же я сразу не догадалась. Это должен был быть прохожий. Случайный, как все прохожие. И самый лучший из них всех.
Я тогда бродила в сумерках и не могла найти дорогу.
Не знаю, какую дорогу я искала: к дому или от него. Но я знала точно, что должна найти. Что если не найду – пропаду, потеряю что-то важное и потеряюсь сама, уже безвозвратно.
Сумерки – коварны. Они обволакивают тебя внезапно и липко, так, словно карабкаешься в расплавленной чавкающей жвачке, которую ни за что не оторвешь и не победишь, хоть кромсай ее клещами.
Я не была готова к их атаке. Я следила за солнцем и не уследила. И оно выкатилось у меня буквально из рук и закатилось за асфальт.
У меня не было ни часов, ни компаса. По звездам я ориентироваться не умею, но, даже если бы умела, это бы не помогло – в тот вечер звезды молчали, также, как и я, проглоченные сумерками.
И никто не хотел мне помочь. Люди проходили мимо, не обращая на меня внимания, как будто бы и я была частью липкой тьмы. А те, что шли навстречу, боялись заглядывать мне в глаза и чуяли там власть сумерек, уже давно завладевших моей душой.
А этот прохожий был особым, совсем не из того же теста, что другие.
Он сразу, еще со спины, разгадал по моей походке, что я в отчаянном поиске, и ускорил шаг, чтобы помочь мне найти ориентиры.
– Что вы ищете в таких плотных сумерках? – спросил он.
– Если бы я знала, – доверила я ему свою тайну.
– Но вы все равно продолжаете искать?
– Да, потому что так надо.
– Откуда вы знаете, что надо, а что нет?
– Откуда вы знаете, какие вопросы задавать?
– Я задаю лишь те, которые приходят мне в голову.
– В голову ничего не приходит само по себе. Все, что там появляется, приносит птица Феникс.
Он посмотрел на меня очень странно и сказал, что это не случайное совпадение, потому что он бизнесмен и его фирма называется «Феникс». Раньше у нее было другое название, но потом, после того, как ее сожгли конкуренты, он ее переименовал, чтобы всегда возрождалась, как Феникс из пепла.
– Древние думали, что она возрождается из праха, а не из пепла. Это не то же самое, – сказала я.
– Вы разбираетесь в истории? – спросил он.
– Нет, я разбираюсь в птицах.
– А как вы оказались в сумерках?
– Забрела
– Я шел в магазин за костями для супа.
– Это их вы несете в мешке?
– Да.
– А чьи это были кости?
– Коровы по имени Дороти.
– Откуда вы знаете? Вы были знакомы с ней лично?
– Нет, но я уверен, что ее звали именно так.
– Это вам тоже открыла птица Феникс. Значит, ее гнездо именно в вашей голове.
– Иногда мне тоже кажется, что в моей голове кто-то есть, – согласился он.
И тогда мы пошли рядом. И пришли к нему домой. И пили крапивный чай с рябиновым вареньем.
По-моему, мы так и не дотронулись друг до друга, но мой ребенок именно от него.
Как же это может быть?
Я уверена, что должно быть какое-то объяснение.
Дайте подумать, и я пойму.
Да, ну конечно! Вот оно: тем, у кого в голове гнездятся птицы, не нужно особо стараться. Это птицы, перелетая из одного человека в другого, рождают в них будущий плод.
И с нами так произошло.
Но где дом того человека, я не помню, потому что очнулась уже не там, а в больнице.
Глава 38. Из дневника Молли
Меня зовут Молли Уиппер, и я толстая негритянка, которая не пролезает в двери.
Где бы я ни появлялась, сразу раздаются крики, всегда одни и те же: «Эй, ты, мерзкая уродина! Убирайся отсюда! Шевели скорее своей жирной жопой!»
Я не обижаюсь – я давно уже привыкла.
Было время, когда я пыталась рассмотреть себя в зеркало (кстати, в зеркала я тоже не влезаю, и, чтобы поместиться полностью даже в самом большом из них, я должна отойти подальше) и понять, почему я так не нравлюсь людям.
Так и не поняла.
Я знаю, что я вся черная и складчатая – но разве это главное?
Давно уже я говорю по-английски и ношу английское имя, но когда-то я говорила по-французски, пока американские благотворители не вывезли меня из Руанды в Америку.
А по рождению я тутси. Когда-то нас было очень много, но почти всех нас убили, распотрошили, разрезали на куски.
Мою маму убили, и папу, и трех братиков, и сестричку.
А меня спасли добрые американцы: они кормили меня, покупали сарафаны и шорты, научили читать и пользоваться компьютером.
Если вы зайдете в гугл и поищите информацию о моей стране, вы прочтете, что уничтожение моего народа осуществлялось в пять раз быстрее, чем уничтожение евреев в гитлеровских концлагерях.
Но когда я рассказываю об этом людям, они говорят, что я сумасшедшая. И чтобы я убиралась. Чтобы быстрее шевелила своей черной жирной жопой.
Они думают, что мне от этого больно. Смешные, они понятия не имеют о том, что такое настоящая боль.
Когда моей маленькой сестре отрубали руки и ноги – вот ей тогда было больно.