Шкловцы
Шрифт:
И тут, выпучив глаза, Файвка видит, как свинья поднимает свое сморщенное рыло все выше и выше и делает это зловеще медленно и с каким-то булькающим хрипом, словно проклиная всех людей, весь мир и имя Божье… И смотрите!.. Свинья таращит свои голубые водянистые гляделки прямо в небо… Ужас, ужас!
А надо сказать, что в Шклове среди учеников хедера ходит легенда о том, что свинья — самое страшное животное на свете. Она бы всех растерзала и разрушила бы весь мир, но, к счастью, не может поднять глаза к небу. Но если бы когда-нибудь, не дай Бог, свинья подняла глаза и посмотрела на небо, то…
И вот остолбеневший мальчик, который учит Пятикнижие, видит страшное. Видит то, чего так боятся все дети в хедере: свиные глазки
91
Обгладывает ее вепрь лесной (Тегилим (Пс.), 80 (79):14).
Все это продолжалось лишь мгновенье. Но за это малое мгновенье он успел семь раз умереть.
— Ой-ой-ой, мама! — мучительно вскрикнул Файвка, не узнавая собственного голоса.
Но едва лишь этот слабый крик достиг его собственных ушей, как он рванулся и, ни жив ни мертв, пустился бежать домой, крича как безумный:
— Мама! Ма-ма! Ма-ма!
Тетя Фейга, услышав крик своего кадиша, выбежала ему навстречу и всплеснула руками:
— Что случилось? Ой, горе мне, беда! На тебе лица нет…
Увидев уютный фартук тети Фейги, мальчик, который учит Пятикнижие, немного пришел в себя. Он невольно коснулся рукой лица. Лицо на месте… Только язык не слушается. С искривленных бледных губ срывается лишь судорожное «хр… гр… шк-шк-шк…».
— Ну, говори, говори, что с тобой? — принялась трясти его тетя Фейга.
— Хр… гр… хр… — ответил мальчик, который учит Пятикнижие, и дал увести себя в дом за руку как маленького.
Тут навстречу ему вышел заспанный дядя Ури в жилетке поверх белой рубашки и в ермолке и, увидев лицо своего сына, сразу и весьма здраво обо всем рассудил:
— Ага, снова сцепился с мальчишками, опять подрался?
— Я, я… Нет! — ответил Файвеле, окончательно приходя в себя.
Но рассказать ничего не рассказал. Некому было рассказывать и не о чем. Поди, расскажи им про свинью… Смотрела в небо… Что они поймут? Больше из него не смогли вытянуть ни слова. Так и осталось, что его побили мальчишки.
У Ури не хватило духу «угостить» мальчика, который учит Пятикнижие, и дать ему «добавки», как он обычно поступал, когда Файвка приходил с улицы побитым. Мальчик и так был сам не свой… Дядя Ури стал не спеша, нога за ногу, прохаживаться по комнате и назидательно толковать:
— Вечно тебя бьют… Вот ты скажи мне! Почему меня не бьют? А, молчишь? Нет, ты мне должен сказать! Почему мальчишки не бьют меня?
Испуганный мальчик, который учит Пятикнижие, несомненно оценил глубину этой мысли, поэтому ему, бедняге, нечего было ответить… Но каков довод! Почему мальчишки не бьют его папу?.. Пятидесятилетнего бородатого мужчину с косыми глазами?..
Но зато самому дяде Ури это его суждение так понравилось, что он гордо позвал с кухни тетю Фейгу, чтобы она стала свидетелем разговора:
— Нет, вот пусть он мне скажет, этот молодчик, почему мальчишки не бьют меня?..
Некоторое время после этой
Однажды утром, когда Файвеле собрался идти в хедер, слышит он какой-то подозрительный шум из коровьего стойла, рядом с сенями. Он знает, что корова еще не вернулась с пастбища. Но теплое пойло, распаренные отруби с картофельными очистками, уже ждет ее в стойле, в большом ушате. Тихонько прокрадывается он к стойлу и заглядывает в приоткрытую дверь… Он готов поклясться, что там свинья! И мало того, еще какая свинья! Это же Алешкин хряк, самый старый и самый подлый, всему Шклову известный своими размерами и прожорливостью. Стоит он себе спокойно в стойле на своих ревматических ножках, брюхо здоровое, почем зря хлебает коровье пойло, покачивая при этом своим поганым рылом и обвислыми ушами, как обжора, который наслаждается самим процессом еды, и, целиком предавшись этой страсти, бормочет про себя: «Хорошо, прекрасно, замечательно! Еще-еще, еще-еще…»
Праведный гнев яростно закипает в сердце мальчика, который уже учит Пятикнижие: как нечестно поступает Алешкин хряк с кошерной еврейской скотиной. С их собственной скотиной и у нее же в стойле!.. Нет, тут уж он молчать не будет. Времени на то, чтобы побить как следует, нет. Надо идти в хедер… Но один раз угостить нужно. Один раз, но по-настоящему, так, чтобы этот один раз был «равен всем прочим» [92] . Файвка тут же забывает о той истории на берегу разлива и украдкой выходит во двор, чтобы взять что-нибудь тяжелое и раскроить этому кабану череп с одного удара.
92
Талмудическое выражение, обычно означающее особую важность какого-либо религиозного закона.
Там он встречает обоих своих братьев, того, который уже учит Гемору, и младшенького: они стоят, держат узелки с едой и готовы идти в хедер. Ворота уже открыты для коровы, мычание которой доносится издалека… Файвка подает братьям знак: «ш-ш, тихо». Сейчас они увидят «замечательную штуку». Братья стоят в ожидании «замечательной штуки».
В углу двора, где валяется всякое старье, Файвеле находит кусок обгоревшей и ржавой кочерги с отломанной ручкой. Найдя его, он радуется тому, что Всевышний послал ему такую чудесную вещь. Он тут же пробует замахнуться. Как раз то, что нужно для такого дела! Увесистая, как бита для игры в городки, и удобная, как молоток. Он вскидывает обломок кочерги на плечо, ну прямо солдат, еще раз говорит братьям «ш-ш-ш», и братья отвечают ему «ш-ш-ш». И Файвка неторопливо идет к полуоткрытой двери стойла, чтобы застать хряка врасплох на месте преступления и тут же наказать.
Левой рукой Файвка распахивает дверь стойла, а правой, в которой зажат обломок кочерги, нацеливает удар. Он уже предчувствует эффект от этого удара по черепу хряка, сладость мести за коровье пойло. Стратегический ход рассчитан до мелочей: стойло тесное, а в дверях стоит он, девятилетний богатырь с обломком кочерги в «простертой длани»… Выбраться хряк не сможет в любом случае, а ударить его надо прямо между обкорнанных ушей…
Но даже Наполеон при Ватерлоо переоценил свои силы, вот и наш Файвка, юный стратег, который уже учит Пятикнижие, тоже просчитался… В ту самую минуту, когда Файвка, окутанный клубами поднимавшегося от ушата пара, замахивался обломком кочерги и был уже уверен в победе, наглый Алешкин хряк на мгновение оторвал свое черное рыло от наполовину выхлебанных им помоев, намереваясь тут же снова погрузить его в гущу отрубей, и увидел прямо перед собой врага, маленького человечка на широко расставленных ножках, который целится ему прямо в загривок…