Школа одаренных переростков
Шрифт:
Я был уверен, что со словами "Это кто здесь какаду?" Малинин начнет подниматься. А я стою над ним, и у меня в руках поднос с гречневой кашей и молочным киселем, это грозное оружие — в умелых, естественно, руках.
Но Юрка предпочел более спокойный вариант, что не удивительно: ведь ему были известны мои мысли.
— Ну и как, посмотрел?
— Посмотрел. Какаду — он и есть какаду, просто другая расцветка.
— Молодец, — сказал Юрка и радостно захохотал. —
Комплимент был очень лестный, но только глупцы отвечают на комплименты.
Поэтому я ничего и не ответил: просто перенес свой поднос на соседний столик.
В столовой было тихо, все ели молча, время от времени вопросительно поглядывая друг на друга. Стриженый, судя по выражению его лица, вел мысленную беседу с Соней и что-то ей внушал, а она виновато оправдывалась.
Надо же, подумал я, такая бойкая девчонка — и позволяет себя отчитывать.
Вдруг белобрысый Дмитриенко громко сказал:
— Да, золотко, но ты-то ему совсем не нравишься, вот в чем беда.
Лена фыркнула, а Черепашка уронила ложку в тарелку.
Я решил вмешаться: что такое, наших обижают.
Поднялся, подошел к Черепашке и сказал:
— Знаешь что? Здесь слишком много про нас с тобой говорят. Садись лучше ко мне.
Не поднимая глаз, Черепашка помотала головой, щеки ее стали совсем пунцовые.
— Да пойдем, пойдем, чего там, — сказал я и, не дожидаясь ее согласия, поднял ее поднос и переставил на свой стол.
Все переростки внимательно наблюдали за этим перемещением.
Три плюс два плюс два: сложилась новая реальность. Привыкайте, ребятки.
— Меня зовут Алексей, — сказал я, когда мы сели. — А тебя?
Черепашка с укором взглянула на меня, как бы желая сказать: "Зачем притворяешься? Ты отлично знаешь".
Но я же не видел ее вчера вечером, всё это были только предположения.
— Рита, — помедлив, ответила она.
— Давно ты здесь?
— Давно.
— Нравится?
— Ничего.
Ох, какие мы разговорчивые.
Ну, что поделаешь? Будем работать с тем материалом, какой есть под рукой.
— Что-то у вас здесь ребята недружные, — заметил я.
— Почему? — тихо отозвалась Рита. — Мы дружим.
— На каникулы домой ездила?
— Нет.
Мы помолчали. Рита, потупясь, ковыряла вилкой в тарелке.
Я подумал, что она сейчас заплачет. Это было бы совсем ни к чему.
— Послушай, а что они все как в рот воды набрали?
— Это они так разговаривают.
— А ты?
— Я не умею, — призналась Рита.
— Ну и что? Зато ты другое умеешь, — утешил я ее.
Черепашка взглянула на меня, и голубые глаза ее стали
И дернуло же меня за язык! Сам того не желая, я ей напомнил, как она пряталась у меня в углу, а потом, попискивая, убежала.
— В смысле — у каждого свои способности, — поторопился я объяснить. — Я тоже не умею… пока. Вот мы и будем с тобой как люди. А они пускай разговаривают как им угодно. Хоть молча, хоть на пальцах ног. А почему ты себе этот… хайер не делаешь?
— Не хочу.
— Правильно, я тоже. Ты в какой комнате?
— В пятой, — почти неслышно проговорила Черепашка и сморгнула ненужные уже слёзы.
— А я в седьмой. Значит, почти соседи. Приходи ко мне после обеда, поговорим. Кстати, здесь это можно?
— Что "можно"?
— Ну, вместе собираться.
— Конечно, можно.
— Тогда приходи. А то скучно.
— Лучше ты ко мне, — сказала Рита. — Я к мальчикам ходить не люблю.
"Вот оно как, — подумал я. — А что же ты делала в моей комнате?"
— Почему? — спросил я вслух.
— Да они сразу руки распускать начинают.
Я посмотрел на Черепашку повнимательнее. Нет, не такая уж она была невзрачная, и охотники руки распускать ей вполне могли встречаться.
Черепашка разгадала смысл моего взгляда с точностью до наоборот (как проявление обидного сомнения: "Да кому ты нужна?") и, покраснев, с вызовом добавила:
— А из своей комнаты я и выставить могу.
"Это называется: заходите, будем рады," — подумал я.
А вслух, естественно, сказал:
— Ко мне это не относится.
И сам остался доволен своим ответом. Толкуй как знаешь: то ли руки распускать не люблю, то ли выставить меня будет трудно.
Пока Черепашка обдумывала мои слова, я разглядывал своих товарищей.
Денис и Леночка уже кончили трапезничать и теперь просто сидели, глядя друг на друга. В смысле разговаривали. При этом по выражениям их лиц можно было уверенно сказать, что беседа не доставляет им радости.
Во всяком случае, рыженькая просто кипела от негодования.
— Ты еще пожалеешь об этом! — сказала она вслух.
Тряхнула зеленым гребешком, поднялась и, отпихнув ногой стул, пошла к выходу.
Белобрысый посидел, глядя ей вслед, потом перехватил мой взгляд.
— Ну, и что уставился? — надменно спросил он. — Сегодня твоя очередь мыть посуду.
Я вопросительно посмотрел на Черепашку.
— Это правда?
Сказал — и сам сообразил, что это моя очередная глупость.
Но Черепашка не засмеялась.
— Нет, неправда, — серьезно сказала она. — Это Диня так шутит.