Школа остроумия, или Как научиться шутить
Шрифт:
зрительское внимание в кулак, потому что невозможно дремать и
смеяться одновременно. Шокирует мудрость — но шокирует и
глупость: поэтому так мощно притягивают нас и Гамлет, и
Хлестаков.
Замечательным мастером литературного шока был
Достоевский. Не случайно он до сих пор один из самых читаемых
писателей в мире. Достоевский не писал пьес, и тем не менее его
можно причислить к самым популярным драматургам планеты:
все его основные вещи
экранизированы. Вот уж кто умел "не отпускать" читателя! В
лучших его романах каждые три-четыре страницы сюжет делает
совершенно неожиданный зигзаг.
Проза Достоевского насквозь драматургична, он блестяще
владел всеми приемами, позволяющими создавать и
поддерживать сценическое напряжение. Его герои постоянно
думают одно, а говорят другое. Если персонаж входит в эпизод
трусом, он выходит из него героем, входит уверенным в себе,
выходит растерянным. Двое сидят и беседуют, появляется третий
— и это становится шоком, кру
то меняющим разговор... В "Идиоте", "Преступлении и
наказании", "Братьях Карамазовых" один шок следует за другим
— сложнейшая философско-психологическая проза читается, как
детектив.
Самая знаменитая, самая глубокая и загадочная пьеса на
свете, "Гамлет", вся состоит из шоковых сцен. Явление призрака, то ли мнимое, то ли реальное безумие принца, жестокое
объяснение с матерью, отношения с Офелией, которые очень
трудно определить словами, случайное убийство ее отца,
предательство друзей, охота на истину с помощью заезжих
комедиантов, непристойная песенка потерявшей рассудок
Офелии и ее гибель, поединок с Лаэртом, смерть матери,
убийство Клавдия и, наконец, смерть героя. А кроме того —
кроме того монологи Гамлета, каждый из которых сам по себе
шок...
А теперь концовка!
Авторы одного из рекламных роликов мобильной связи
"GSM-лайт", очевидно, хорошо знакомы с законами драматургии.
"Вы платите только за последнюю минуту разговора!" —
заинтриговывают они потенциального клиента.
И они правы.
Люди театра, впрямую зависящие от аудитории, считают,
что финал — это половина спектакля. Ведь зритель уносит с
собой прежде всего впечатление от концовки, да и с читателем
происходит, практически, то же самое.
Помните, как тщательно, до деталей, прописал Гоголь
бессловесный финал "Ревизора", знаменитую "немую сцену"?
Десятки режиссеров со средним успехом пытаются воплотить на
подмостках Пушкинский финал "Бориса
гениальную ремарку "Народ безмолвствует". Страшную развязку
"Анны Карениной" знают даже те, кто не читал роман,
Прекрасный фильм Антониони "Крупным планом" удваивает
силу эмоционального воздействия благодаря поразительной
последней сцене — ранним утром в огромном безлюдном
парке на окраине Лондона молодые хиппи сосредоточенно и
безмолвно играют в теннис... без мяча.
Великие мастера концовок — баснописцы. Уж они-то знают
силу последней строки! "А ларчик просто открывался", —
говорим мы. "Ай, Моська, знать она сильна", — говорим мы.
"Избави Бог и нас от этаких судей", — говорим мы. А ведь все
это — финалы Крыловских басен. Есть пример и
поудивительней. Ну кто вспоминает сегодня очень среднего
стихотворца Ивана Димитриева, жившего два века назад? А вот
последнюю строчку одной из его басен мы не только помним, но
и периодически повторяем: "Мы пахали"!
Но чемпионы по финалам все же не баснописцы, а те
безвестные гении, что сочиняют анекдоты. Отнимите у
коротенького смешного рассказика завершающую фразу — и он
просто умрет. Анекдот развивается по принципу бикфордова
шнура: огонек бежит, бежит — и вдруг взрывается неожиданным
остроумным финалом.
В одной из последующих глав мы еще будем говорить с
вами об анекдотах, поэтому примеров приводить не буду.
Пошли домой... Там объявление:
"Возьму в долг пятьдесят рублей, через полчаса верну пять
тысяч. Падлой буду. Абдула"
Интересно, вернет мне деньги Абдула или нет?
Вспоминаете?
Задание
1, Чтобы получить новые знания, пополнить свой словарный
запас, улучшить свой стиль и слог, Великие советуют читать,
переписывать и даже выучивать наизусть отрывки из
произведений знаменитых людей. Например, Чарлз Джеймс Фокс
вслух читал
Шекспира, Теннисон — Библию, Толстой — Евангелие.
Джои Брайт заучивал наизусть длинные отрывки из
стихотворных произведений Байрона и Мильтона, Шекспира и
Шелли. Демосфен переписал "Историю" Фукидида восемь раз;
ему нужно было овладеть величественным стилем этого историка
и писателя.
Чтобы овладеть новой фразеологией, новым литературным