Школа строгого режима, или Любовь цвета юности

Штурм Наталья Юрьевна

– Ну да, – вяло согласилась Викуся. – Но, может, все-таки положим? С мясом понаваристей будет.

– Его долго размораживать. – Я полезла в холодильник. – Давай на батарею в ванной положим?

– Лучше привяжем, чтобы не держать, – внесла рациональное предложение Вика.

Мы примотали кусок ледяного мяса к батарее изолентой и сели ждать на кухне.

– Я когда в тупой школе училась – часто от уроков косила благодаря этой батарее, – улыбнулась я воспоминаниям. – Меня будит утром «Пионерская зорька», я плетусь в ванную, а там у меня в коробке из-под пылесоса градусник спрятан. Я его нагреваю

до тридцати восьми градусов и еще лоб тру о батарею. Глаза таращу изо всех сил, чтобы слезы навернулись, и выхожу такой красавицей из сортира. Лицо красное, слезы, нос не дышит. Мама, конечно, сразу за градусник. А у меня свой в заначке, с температурой. Я быстренько их меняю, мама ойкает, тут же заботливо укладывает меня обратно в постель. И вызывает врача. Но меня и этим не напугать. Я принимаю аспирин, пью чай с малиной и встречаю доктора мокрая, как мышь. «Температура», понятное дело, сбита, но недельный отдых мне гарантирован.

– Ха! А я, когда училась в восьмом классе, ногу «вывихнула» на кухне. Вывих тяжелее определить: больно – и все. С переломом сложнее. Иду я, значит, между столом и плитой, там всего-то метр расстояние. У нас по алгебре контрольная первым уроком, и меня это сильно напрягало. Моя бабушка за столом сидела, спиной ко мне. Я прохожу, типа ногу подворачиваю, воплю, падаю и за бабушку хватаюсь. Шаль с нее стащила случайно. Она вскочила, испугалась, забегала, хотела меня на санках в больницу вести. Но я пожалела ее – старенькая, какие санки. Сама «доковыляла» до кровати и, пока бабушка в поликлинику звонила, нарисовала себе шикарную гематому. С прожилками. Тоже потом неделю дома сидела.

– Теперь понятно, почему ты из нашей группы лучше всех в обморок падаешь, – засмеялась я.

– Ну да, практика… Слушай! Может, съездим ко мне домой, пока твое мясо размораживается? Чего-то я волнуюсь за сгущенку.

– Брось! Все нормально! Ей еще вариться и вариться.

– А давай позвоним Динаре, узнаем, как у нее дела? – предложила Вика.

Я взяла карандаш и начала крутить им телефонный диск. Карандаш соскакивал, и приходилось начинать все заново.

– Это сейчас модно – не палец туда совать, а крутить диск ручкой или карандашом, – объяснила я Вике свои манипуляции.

– Ух ты, дай я тоже так попробую, – перехватила карандаш Вика.

Наконец минут через двадцать мы справились с упрямым диском и набрали номер Динары.

– Привет, красавица! – заорали мы хором в трубку.

– Ой, девчонки, приве-ет… Так рада вас слыышать, – плаксивым голосом отозвалась Динара.

– Чем занимаешься? – хором спросили мы.

– Да пельмени с Никитой готовим. Он купил, а они тухлые оказались. Варим, варим, а они все всплывают и всплывают, – расстроенно проговорила Динара.

– Бросай их в помойку, приезжайте к Вике на торт. Мы сейчас «Муравейник» у нее делать будем, – сообщила я последние новости.

– Не, девочки, я должна покормить Никиту, а то он голодный. У вас нет случайно рецепта шарлотки?

– Сейчас посмотрю! – сказала я, передавая трубку Викусе.

Вику заинтересовала совсем не кулинарная тема в жизни Динары.

– А кто этот Никита, которого ты кормишь? Не из сто двадцать седьмой ШРМ? – заподозрила она.

– Да, он! Ты же нас познакомила. Он у меня теперь живет, а то ему негде.

– Ни

фига себе! – потрясенно проговорила Викуся, знаками показывая мне на трубку, из которой появилась сенсация. – А у вас уже было?

– Ой… Я не могу об этом сейчас… Давайте встретимся, поболтаем. Ну, как там рецепт шарлотки, нашли?

– Да, нашла, слушай. – Я взяла трубку. – Двести граммов сахара, пять яиц, двести граммов муки, пятьсот граммов яблок и один литр уксуса.

– Ага, только помедленнее говори, я записываю.

– Слышь, а чего так уксуса много? – думая про личную жизнь Динары, автоматически спросила Вика.

– Тут у мамы написано – «1 л уксуса». Так обычно обозначается литр. Тупица, надо на физику ходить! – подколола я подругу.

– Все, девчонки! Спасибо! Пошла готовить, а то мы от голода уже падаем, – и Динарка повесила трубку.

– Видишь, как здорово: мы не только сами прекрасно готовим, но и другим помогаем, – похвалила нас Викуся.

В ванной раздался шлепок и всплеск.

Мы переглянулись и побежали смотреть.

Наш кусок мяса плавал в унитазе.

– Наверное, оно разморозилось, когда лента ослабла, – задумчиво произнесла я, пытаясь вспомнить, к какому закону физики относится данное событие.

– Я его в щи не положу, – брезгливо поморщилась Вика и вышла из ванной.

– Ну, молодец, угробила наш недельный запас мяса, – расстроилась я, представляя реакцию мамы.

– А я тут при чем? – возмутилась Вика. – Ты сама предложила его на батарею положить.

– А тебе стоять, видите ли, было лень! Изоленту ты придумала, – напомнила я.

– Я ж не виновата, что у тебя санузел совмещенный! – оправдывалась Вика.

– У меня одна мама работает, а у тебя и отец и брат добытчики. Скажи спасибо, что отдельная квартира, – мы раньше в коммуналке жили на Патриарших. Там вообще один туалет на пять комнат был. Мясо на батарее не разогреешь, тут же чей-нибудь кот стащит. Или сосед умыкнет. Поэтому сиди не жужжи. Будешь есть свою похлебку без мяса, – набычилась я и взяла половник.

– Не буду я такие щи есть. Без мяса это не щи, а помои, – огрызнулась в ответ Вика.

– Ну и обедай тортом, – послала я Вику.

Подруга уехала, а я осталась одна со щами. Поковыряла в них половником – сплошь капуста и развалившийся помидор. Посолить мы тоже забыли. Да. Действительно, помои, Вика была права.

Что делать… Села дописывать сочинение по Айтматову голодная.

«Способна ли сытая устроенная жизнь сформировать достойную личность?» Этот вопрос, заданный учителем, пришелся как нельзя кстати. Настоящий художник должен быть голодным!

Но как жрать хочется…

Раздался телефонный звонок. Звонила Вика.

Я очень обрадовалась, потому что не хотела ссориться.

Вика была мрачна и лаконична:

– Приезжай.

– А что случилось?

– Приезжай – увидишь.

То, что Вике нужно было уехать от меня значительно раньше, я поняла, когда на пороге ее квартиры подшибла исковерканную банку из-под сгущенки. Она выглядела так, будто по ней стреляли.

Мрачная Вика стояла в позе проститутки из фильма «Бриллиантовая рука», но говорила не «цигель, цигель, ай-лю-лю», а красноречиво молчала, показывая пальцем в сторону кухни.