Школа в Кармартене
Шрифт:
– Все мне как-то недосуг собраться с мыслями и положить конец этому безобразию, – продолжал Мерлин, повысив голос. – Триста лет уже это тянется! Нет, пора всем наконец узнать правду. Значит, так: несколько лет назад… то есть триста пятьдесят лет назад… как раз при короле Чарльзе… то есть нет, что я говорю? при Кромвеле… к нашей школе стали подбираться… враги. Ну, я врагов-то чую за версту. Одним словом, к тому времени, когда Кромвель отдал приказ закрыть нашу школу, я еще заранее говорю Тарквинию: «Тарквиний, голубчик, поезжайте-ка вы к этому Кромвелю… и нейтрализуйте его как-нибудь, ради Бога». А Кромвель в это время в Ирландии куролесил. Крушил там все.
– Но почему
– А потому Тарквиний, – вскипел Мерлин, – что он один из немногих, кто отнюдь не считает, что обстоятельства всегда обязаны складываться так, как тебе хочется. Он получил аристократическое воспитание, и он не изнежен, вот как некоторые. Да. О чем это я? Так вот, он присоединился к Кромвелю в Ирландии, там, под Дрохедом, и немножечко… напустил на него такую болезнь, с необычными симптомами. Что-то там у него холодело, руки, ноги… не помню. Словом, не в том суть. Далее он явился к нему… на бивуак и намекнул, что воздух в Ирландии нездоровый. Что делать ноги, мол, пора из Ирландии. И затем в Лондоне вылечил, ясное дело, эту напускную болезнь. Но у Кромвеля-то оказался еще целый букет разных болезней! И вот тут-то сработал наш план! Змейк предложил ему свои услуги лекаря с одним условием: он находится при Кромвеле, лечит там его, снимает приступы… а Кромвель оставляет в покое школу. Этот договор действовал до самой смерти милейшего Оливера…
– Пять лет, – подсказал Курои, так как Мерлин защелкал пальцами.
– Тарквиний говорил, что ему они показались за сорок, ну да не в этом суть, – сурово осадил его Мерлин. – Значит, он там его поддерживал в относительно приличной форме… А Кромвель-то еще все время норовил взбрыкнуть! У него ведь как? Утром обострение, к вечеру – рецидив!.. Это же железная выдержка нужна, железная!.. Какие шутки, Тарквиний говорил, что иногда Кромвель надоедал так, что он просто делал ему кровопускание, чтобы хоть немножко отдохнуть от него… Представляете, каково пришлось человеку? До чего тошно было? А к тому же правду-то мы всю скрывали долго, сначала потому что нельзя было, кругом же уши, а потом я и сам подзабыл немного, в чем эта правда-то состояла… ну и вот. Как услыхал, что бранят Тарквиния, – о, думаю, самое время. Вы не поверите, коллеги, но я своими ушами слышал сквозь замочную скважину… э-э… кхм… да… что Тарквиния обвиняют не в чем-нибудь, а в пособничестве англичанам в деле уничтожения школы! Как вам это нравится? Тарквиния, который, можно сказать, пожертвовал собой, точнее, пожертвовал-то им я, но ведь с какой пользой!.. Вот посидели бы там сами у Кромвеля, разом бы поняли, почем фунт лиха!.. Так вот, хочу сказать обо всех этих клеветнических слухах: я это все прекрасно вижу и намерен одним махом пресечь! С какой стати Змейк, который пять лет подряд присутствовал чуть ли не на всех публичных казнях и потом еще подписывал чуть ли не заключение о смерти ради того, чтобы школу НЕ закрывали, станет после этого сотрудничать с комиссией? Да протрите глаза! Ведь чуть какое-нибудь тонкое, щепетильное дело – и, кроме Тарквиния, его просто никому невозможно поручить. Все перезабудут, напутают, сболтнут Макферсону про Оссиана, да еще порекомендуют его как специалиста, из деликатности постесняются предложить Ричарду своего коня!.. Вот и теперь. Тарквиний опять взял на себя самую сложную и неприятную из всех задач – общение с англичанами. Ну, давайте теперь будем его за это травить! Тогда уж и меня заодно! Потому что не кто иной, как я, поручил ему это, а поручил я ему это потому, что только у него одного здесь мало-мальски приличный английский!..
В это мгновение открылась дверь, вошел Змейк, быстрым шагом пересек зал педсовета
– Ну, чудовище у вас еще ничего… довольно терпимое. По сравнению с вами, коллега.
У Курои отнялся дар речи.
– А, это вот Люций Тарквиний, – сообщил Мерлин так, как будто присутствующие не были с ним знакомы. – Я тут его, знаете… пока мы здесь с вами заседаем… словом, чтобы лишний раз не трепать ему нервы, отослал сражаться с чудовищем.
– Ну, сражаться – громко сказано, – спокойно заметил Змейк. – Одна небольшая инъекция и сражение – это все-таки разные вещи.
Финтан, кряхтя, тяжело встал с лавки, подошел к Змейку и молчаливо выполнил какой-то очень древний жест, по-видимому, извинения. Змейк этот жест, по-видимому, принял, во всяком случае, выполнил какой-то ответный жест, который вполне удовлетворил Финтана.
Мэлдун порывисто поднялся с места, за ним Морган, Орбилий и другие, и все окружили Змейка.
– А я-то думал, чего все так на Тарквиния косятся? Представляете, я-то сам ни о чем понятия не имел. Ну и история!.. Спросили бы у меня, я бы давно вам сказал, что он ни в чем не виноват, – раздался веселый голос Диона Хризостома.
Курои пошевелил ногой голову чудовища.
– Кстати, вынужден напомнить, коллеги, – донесся из толпы голос Змейка, – что, несмотря на то, что лично я, как было остроумнейше подмечено, в этом не виноват, над школой по-прежнему висит угроза закрытия.
– Заметьте, что, хотя общее отношение к Тарквинию изменилось, сам он не изменился нисколько, – с удовольствием сообщил Мерлин в дверях проспавшему весь педсовет Гвину-ап-Нудду.
В самый разгар четверга на пороге лаборатории, бывшей царством Змейка, возник немного выбитый из колеи великий чародей Курои и рассеянно открыл рот.
– Предупреждая ваш вопрос, дорогой коллега, – мягко среагировал Змейк, – в химической лаборатории никогда ничем НЕ ВОНЯЕТ.
– А, да, да, – спохватился Курои. – Я и забыл. Я, собственно, не только с этим вопросом…
– Минуту, – прервал его Змейк. – Горонви, сын Элери! Я сам не видел, но говорят, что у людей, которым из-за их небрежности оторвало руку или ногу взрывом, непосредственно после этого события почему-то всегда бывает очень удивленное лицо.
Горонви живо отставил колбу и стал смотреть тетрадь с записями.
– Да? – Змейк обернулся к Курои, сыну Дайре.
– Я тут… немного, возможно, погорячился, – сказал Курои громовым голосом. – Но я собираюсь извиниться так же громко, как и обвинял вас в разных пороках, Тарквиний.
– Так же громко не надо, – сказал Змейк. – Не стоит.
– А что все-таки за вещество так пахнет? – с изысканной вежливостью поинтересовался Курои.
– Тетрагидроксодиаквагексацианоферрат (III) бериллия, – сказал Змейк.
– Как вам удалось такое получить? – озадаченно буркнул Курои, понимая, что названо соединение достаточно незаурядное, точнее, что рядовое железо, будучи в своем уме, вряд ли могло столько всего к себе присоединить.
– Это я уговорил железо… по личной дружбе, – объяснил Змейк. – Простая любезность с его стороны.
– Честно говоря, ваши методы всегда вызывали у меня уважение.
– Честно говоря… собственно, я никогда этого и не скрывал, но просто как-то к слову не пришлось… ваши у меня тоже.
Мерлин в некотором недоумении рассматривал лондонскую бумагу, вертел ее так и сяк, но, как ни крути, получалось, что от него требовали школу закрыть.