Школа в Кармартене
Шрифт:
Сначала было тихо. Затем кто-то капризным голосом попросил заменить ему постельную грелку, так как прежняя уже остыла.
– Это не Гай Юлий Цезарь, – быстро сказал Орбилий. – Это Гай Юлий Цезарь Октавиан, что, впрочем, тоже прекрасно. Слушайте во все уши!
Через несколько секунд Орбилий распознал и собеседника Августа и оповестил быстрым шепотом:
– Он говорит с Азинием Поллионом. Это историк, умница, энциклопедист, автор исторического труда о гражданских войнах. Вам повезло. Слушайте!
– …гладкая, сочная, с пышными
Все некоторое время послушно вдумывались в его дальнейшую речь.
– Uber – это какая? – прошептал Горонви.
– По-моему, пышногрудая, – отвечал Дилан. – Во всяком случае, uber – это вымя. В общем, с роскошным бюстом.
– Они хвалят какую-то гетеру. Говорят, что услаждает не хуже, чем сама Сапфо, – прошептала старательно вслушивающаяся Керидвен.
Тут вмешался Орбилий.
– Они используют эти термины: и lenitas – гладкость, и ubertas – сочность, и gracilitas – изящество, – как риторические эстетические категории при оценке писательского стиля. Они говорят о Вергилии.
– А как же gravitas? – с недоверием переспросил Ллевелис.
– Весомость, значимость, – отрезал Орбилий, краснея, как рак.
– А-а… а я уж думал – ядреная эта гетера, – искренне сказал Ллевелис.
– Какая гетера? – простонал Орбилий. – Они обсуждают достоинства поэмы!..
Азиний Поллион опять что-то сказал.
– Все члены ее соразмерны, – прошептал Гвидион.
– Membrum – это не только член тела, но и составная часть произведения, – поспешно сказал Орбилий.
– Что вызывает восхищение? – переспросил Лливарх у Афарви.
– Тело, corpus, – прошептал тот.
– Corpus в данном случае – структура произведения, – цыкнул на них Орбилий.
– Она искусна в чем-то, – озадаченно сказала Крейри. – Особенно искусна в чем-то.
– В художественной метафоре, – внушительно проговорил учитель, бледнея.
– За что он ее ухватил? – шепотом переспросил Гвидион.
– Не за что, а ухватил глубинный смысл, самую суть мысли Вергилия, – сказал Орбилий, в раздумье беря в руку затычку.
Август с большим восхищением отзывался о предмете описания, Поллион, однако, был полон скепсиса и осторожно заметил, что «в наш прагматичный век требуются иные формы».
– Азиний стоит за приоритет исторических и документальных жанров перед поэтическими, – пояснил Орбилий.
– Мой Тит услаждает меня не хуже… – начал Азиний.
– Очевидно, он имеет в виду знаменитого историка Тита Ливия, – быстро сказал Орбилий и загнал пробку обратно в кувшин.
– А между ними что-нибудь было? – простодушно спросила Двинвен.
– Между ними ничего не было! – заверил Орбилий, дав, наконец, волю своему возмущению. – И не могло быть! А весь логос в том, что вам, бездельникам, нужно заучивать не только основные значения слов, но и множество переносных! Латынь – чрезвычайно образный, развитый и богатый язык… с обилием переносных значений! Когда вы будете готовы
И учитель отвернулся, надевая сандалии и выбирая в углу трость потяжелее.
– Пойду изловлю того негодника, что подсунул мне этот сосуд, – бормотал Орбилий себе под нос. – Чувствую, что тут подрастает какой-то будущий Гораций Флакк!..
– В каком смысле будущий Гораций Флакк? – тихонько спросил Гвидион на лестнице.
– В том смысле, что Гораций тоже изводил Орбилия, – предположил Ллевелис.
Когда они миновали несколько витков лестницы, Гвидион неуверенно сказал:
– А может, они и вправду говорили о литературе?
На последнем занятии в начале июня, когда Гвидион притащился к Тарквинию Змейку на самый верх башни, изнемогая от жары, Змейк встретил его на пороге своего кабинета и сказал:
– Пойдемте. Возьмите из кабинета сыворотки, шприцы, вакцины, берите все свои инструменты и спускайтесь за мной.
Гвидион, недоумевая, последовал за Змейком снова вниз, стараясь не наступать на его мантию, которая мела по ступеням. Змейк привел его на конюшню, и Гвидион чуть не ахнул от радости: в загончике рядом с тем, где жил пони Мерлина, топталась овца. Это была самая настоящая овца с Гебридских островов – белая с черной мордой. Змейк обернулся к Гвидиону и сказал:
– Располагайтесь.
Гвидион поставил на пол и раскрыл свою медицинскую сумку.
– Вот вам овца. Она совершенно здорова. Заразите ее одной из трех тяжелых болезней, которые мы с вами успели изучить, и вылечите в порядке заключительного годового экзамена. Приступайте. Я вернусь через три часа и проверю, в какой стадии заболевание.
И Змейк повернулся уходить. Овца заблеяла.
– Жарко тут, – сказала она простодушно. Она не поняла слов Змейка.
Гвидион глубоко вдохнул и удержал Змейка за рукав. Когда он взглянул Змейку в лицо, у него вяло мелькнула в голове фольклорная формула «тут мне и конец пришел». Но, не выпуская рукава Змейка и забыв прибавить обращение «учитель», он сказал:
– Я не могу заразить здоровое животное для того, чтобы сдать экзамен. Это ничтожная цель.
– А для чего вы могли бы это сделать? – спросил Змейк.
У Гвидиона мелькнуло что-то вроде «ради обусловленного жесткой необходимостью научного эксперимента, который нельзя провести иным способом», но в это время овца тряхнула ушами и еще что-то проблеяла, Гвидион случайно представил себе ее ягненком и ответил:
– Ни для чего.
– Ради обусловленного жесткой необходимостью научного эксперимента, который нельзя провести иным способом, – сухо скорректировал его Змейк. – Идите. Шестьсот восемьдесят девять.