Школа. Никому не говори. Том 4
Шрифт:
Убирался Василий Михайлович сам. Лишь Любе позволялось помыть у него полы и вытряхнуть половик. Не дай Бог отцу обнаружить в своём маленьком чистом уютном убежище постороннюю вещь, будь то мамина юбка или комбинация – ругани было не избежать. Мать тогда крепко обижалась, уходила дуться к дочери в комнату и там клеймила мужа бирюком и законченным эгоистом, хотя глухое, требовательное ворчание Василия рядом не стояло с оскорбительно-истеричными нападениями самой Александры.
За пятнадцать лет Люба видела только по телевизору, как искренне и чисто муж и жена могут любить друг друга. В её же родном доме родители так много
– Так и знала, что Светка падкая на деньги! – доносился возмущённый материн голос из-за занавески. – Сынок, надо искать бездетную! А то клуши отпрысков непонятно от кого рожают, расходятся и ждут, на чью бы шею нахлебниками пристроиться. А ты у меня добрый, доверчивый, всех жалеешь! Нужна молодая, свежая и, самое главное, без лишних ртов!
– Да где же я такую откопаю, ма? – ворчал брат. – Все, кто моего возраста, уже как минимум одного ребёнка имеют. А у молодых девок лет по двадцать и младше одни гульки на уме, а не семья. Мозгов совсем нет ещё!
– Никогда, сынок, не слушаешься! – посетовала Александра. – Я же сразу сказала, что Светке ты нужен, пока есть, что высосать! Когда её хату ремонтировал, крышу менял, мебель новую покупал – был к столу. А едва о прописке заикнулся, так она мигом заверещала: «Дом я отпишу старшей дочке! Никого не прописываю!»
– Ну так и я глотать не стал, вещи сразу собрал и ушёл! Она целый квартал пробежала, вернуться умоляла!
– Ещё бы не умоляла! – всплеснула руками женщина. – Кормушка из лап утекла! Присмотрелся бы ты к дочери моих знакомых, Шурик! Она состоятельная, одна у родителей. Знакомые пасеку держат, мёдом торгуют, денег куры не клюют! Всё нажитое ей достанется.
– Мам, не хочу! – оборвал Григорьевну сын. – Сколько говорить?! Да и не по душе мне она. У неё двое отпрысков от предыдущих браков.
– Чужих детей баба с дедом пусть воспитают, а вы своего родите! Молодые.
В семье Поспеловых не было друг от друга секретов. Родители обсуждали с сыном его и свою личную жизнь, прошлое, настоящее, будущее, окружение, работу. Сын приезжал, чтобы делиться со старшими всем, что случилось интересного в его буднях, жаловаться на своих женщин.
Люба, лёжа на отцовской кровати, глазея в текст газеты, прислушивалась к разглагольствованиям матери да брата и понимала, что не будет никогда рассказывать Григорьевне о будущих отношениях с противоположным полом, чтобы не получать непрошеных советов и не позволять копаться в своих чувствах.
Школьница подняла вверх указательный левый пальчик, чтобы рассмотреть ранку. Точка прокола была совершенно не видна. Рана даже не болела, когда на неё нажимали.
«Какой же ты ловкий!» – с уважением подумала Люба, вспомнив беседу с повесой на пути домой.
– В прошлый раз менты прижали, а если придётся делить добычу с хулиганьём, да к тому же и вооружённым?
Сэро быстро и незаметно достал из-за пазухи выкидной нож.
– Не
Лезвие ловко выскочило из паза, прокрутилось в натренированных пальцах перед Любиными изумлёнными глазами и также ловко исчезло.
– Ух ты! А покажи ещё раз! Можно потрогать?
– Потрогать нельзя. – Ибрагимов опять из ниоткуда вытащил оружие. – Это моя вещь, сделанная строго под меня. Я умею им управляться. И он очень острый: сам точил!
– Так я не буду за лезвие трогать, – клянчила ровесница.
– Это не имеет значения. Говорю же, вещь – моя. Всё равно порежешься. Вот, смотри!
Повеса взял подружку за руку, оттопырил её указательный пальчик и слегка коснулся кончиком финки. Люба ничего не почувствовала, да и, собственно говоря, не успела почувствовать, – на поверхности подушечки мгновенно взбугрилась, заалела насыщенно-алым цветом крупная капелька крови.
– Ой! – удивилась она. – Но мне не больно!
Сэро усмехнулся.
– Больно быть и не должно. Нож рассчитан на скорость, ловкость и быстрое нанесение увечий противнику. Чтобы можно было его вывести из строя аккуратно и неожиданно.
Люба, зачарованно глядя, как капля, не удержавшись под напором новой крови, потекла по пальцу вниз, к ладони, вдруг осмыслила то, что ей только что было сказано.
– Часто им пользуешься?
– Тебя не касается, – ответил брюнет, поднёс девичий пальчик к своим губам и быстро слизнул бегущую каплю. – У тебя вкусная кровь! Не бойся: сейчас пустит ещё несколько капель, а потом заживёт. Даже не заметишь.
– Даже не заметила я, как родственнички из нашего сарая инструмент спёрли! – жаловалась мать Саше на неприятную ситуацию из далёкого прошлого, уж больно ей полюбившуюся и смакуемую из года в год при удобном случае. – Сколько бы не делала я добра родне, сколько б не помогала – делом или деньгами – равно обязательно в ответ гадость сделают! Правильно в народе говорят, что доброта наказуема.
– Нечего помогать! Сколько говорил, а мам?!.. Вот ты просила, чтобы я Ленку на работу взял. Послушался, и уже что ни день, то жалею!
– Сыночек, ну кто её пригреет, кроме нас?! Она же сирота! – жалостливо запричитала Александра.
– Престарелая сирота, чёрт бы её побрал, разбазарила коришу, что я акцизную водку в ящиках на палёную заменил! Он теперь с меня бабки требует!
– Сынуля, она не со зла, а по глупости! Со временем работать научится.
– Не научится, потому что не хочет. И работать не будет: полы моет отвратительно, сплетни обо мне всем подряд разносит, постоянно что-то по работе не тем людям выбалтывает, из кассы приворовывает! Можно подумать, я её хоть раз зарплатой обидел! Нахрен такие помощники не нужны, тем более родственники! Уволю.
– Ну потерпи, Шурик! Пожалей двоюродную сестрёнку, пусть приноровится.
– Когда она приноровится, я бизнес потеряю её стараниями!
«Брат ругается, но каждый раз идёт на поводу у матери и снова берёт сестру на работу. Она снова гадит, он её гонит, мать просит. И нет этому ни конца, ни края, пока Шурик не скажет твёрдое нет. А с этим словом в семье всё печально плохо. Особенно у меня. Хотя я всё-таки везучая», – размышляла тихоня сквозь доносившиеся громкие разговоры из-за занавески, слегка нащупывая под рукавом домашней кофты вчерашние порезы от канцелярского ножа.