Школа. Никому не говори. Том 4
Шрифт:
– Неправильный ответ! Он тебя давно кинул, потому что стала нахрен не нужна. Так неумело сочинять на ходу нельзя, Поспелова! А теперь наказание.
Лезвие упёрлось в голубовато-белую кожу чуть ниже запястья и начало резать.
– А-а-а-а-а-а-а-а-й! Больно-о-о-о! Отпусти ты, маньяк!!! – закричала Поспелова, но голос её не слушался, и вместо крика получился глухой натужный всхлип.
– Второй вопрос (к первому мы вернёмся снова, но попозже): зачем настукачила Коробкину?
– Я не жаловалась…
– Опять враньё. Тихо,
Лезвие опять пошло резать. Тихоня плотно сжала дрожащие губы, чувствуя, что слёзы больше не хотят подчиняться её воле и вот-вот покатятся по щекам. Пустая улица обещала растянуть мучения на довольно длительный срок.
Но нет. Поспеловой негаданно повезло. Каким-то чудом из-за угла перекрёстка шумной компанией вышли три отличницы – командный состав 10 «А» Гончаренко – Уварова – Таран – несколько девочек из 10 «Б» и Виноградова. Старшеклассницы обнаружили парочку.
– О-о-о-о!!! Тимончик! Вот это встреча!!! Случаем, не нас поджидаешь? – развопились школьницы, пока не заметили за высокой фигурой тоненький силуэт.
– Нет, кажется, не нас! Ой-ой, неужели мы помешали амурам?! – девочки заигрывающе захихикали. – Надеемся, ты не обидишься на нас за это… Ох!
Из-за спины юноши выглянула Поспелова. Серьёзное лицо тихони, всё в бело-розовых пятнах, выдавало тревогу и испуг. Не ожидав увидеть вместе столь чужих друг другу ровесников посреди пустой улицы, Камилла и трио отличниц от изумления выпучили глаза, потеряли челюсти да расценили перепуганную физиономию Поспеловой совсем по-другому.
– Чего вдвоём торчите? Люба решила Тима соблазнить? – ехидно пошутила Камилла. – И как, удачно?.. Соблазняется на тебя?
Девчачья компания, расхохотавшись, подошла вплотную к парочке и, окружив, остановилась. Степанченко незаметно отпустил Любину руку и быстро спрятал канцелярский ножик в карман.
– Оставь похабные шутки при себе, Виноградова! Мы случайно пересеклись! Ты какого лешего тут вообще ходишь?! Хата твоя в другой стороне!
– Мне Нина обещала помочь с информатикой, так что иду к ней в гости! – кокетливо промурлыкала брюнетка.
Тимофей обаятельно улыбнулся Гончаренко.
– Ты слишком добра к Камилле, Нинель, как, впрочем, и ко многим другим в нашем классе! Заведи долговую тетрадь и поставь ребят на счётчик. Надеюсь, я благодаря своему совету останусь исключением!
Шатен подмигнул отличнице и, встав между ней да Инной Таран, приобнял обеих за плечи. Довольные девочки поощрительно засмеялись. Люба, не веря внезапному везению, быстро одёрнула рукав куртки, прижалась к забору, чтобы пропустить вперёд всю ватагу с Камиллой и Тимом.
«Боженька, спасибо!!!.. А если бы девчонки пошли другим путём? Что бы сейчас со мной было? Почему улица пустая, как будто эпидемия чумы приключилась?! Какого чёрта он вообще ко мне прицепился снова? Ходил же пару месяцев как неприкаянный!» –
На краю манжета проступила кровь из порезов. Люба, морщась от жжения, потихоньку замедлялась, чтобы незаметно отстать от беспечно щебетавшей компашки, и, пока Тим отвлекался на Камиллу, быстро, не помня себя от волнения, нырнула в первый попавшийся извилистый проулок.
Она сначала шла очень быстрым шагом, боясь обернуться, затем побежала, пока не почувствовала, что более-менее находится в безопасности.
Остановившись отдышаться, десятиклассница на мгновение обернулась. Ей показалось, что за поворотом мелькнул пугающе знакомый силуэт, и девочка по мановению ока спряталась за буйной лысой порослью кустов шиповника у близлежащего забора.
«Фух, пронесло, вроде! Я не смогла дать отпор. В который раз! Никто в моей никчёмной жизни не был хуже и злее Тимона. Ни Илютина, ни Жваник с Сысоевым, ни Картавцев никогда не смогут перепрыгнуть его в гадостях и жестокости, зацепить больнее! – Люба, дав волю слезам, прикрыла лицо дрожащими руками. – Почему он так меня ненавидит?! Ведь не лез же в садике и в началке! Почему его переклинило в средней школе? Почему именно я стала грушей для битья и изгоем?! Разве я самая некрасивая? Или дурная, подлая, жадная? В чём моя проблема?»
Девушка, сидя на корточках, вспоминала, как каждый раз, когда Степанченко её высмеивал, цепляясь по ерунде, а остальные задорно подхватывали, она молча недоумевала, не понимая, что происходит. «Это мерзкое, неприятное чувство, когда все пялятся и ржут, а ты не знаешь, что не так сделал, чем не угодил! Почему я всегда терялась, когда сволочь нападала, натравливала своих обезьян? Почему впадала в ступор? Имир проверяет творческие работы моего класса. Сказал, что в письменной речи мне равных нет. А Тимону я с пятого класса уступаю без боя! Словно немая псина, таращусь, моргая. Вечно пережидаю, когда он прекратит, надеюсь на помилование».
Люба вытерла чистым рукавом слёзы, отвернула другой рукав и посмотрела на кривые вертикальные царапины. Ранки затянулись свежей коркой, но успели хорошенько испачкать кровью кремовый манжет блузы.
«Весь класс уважает Гончаренко, Уварову и Таран. Их любят учителя. С их мнением считается Илютина. Все навязываются к ним в друзья. Что в них такого?! Ни разу не видела, чтобы командирши пресекли травлю или решили конфликт. Вечно держатся в стороне и мило улыбаются. Ржут со всеми. Почему к ним относятся хорошо, а ко мне плохо? Тоже хочу быть любимой другими! Я устала бояться и осторожничать. Это несправедливость или я обыкновенная неудачница, приманка для неприятностей? Как я умудрилась перейти Тимону дорогу?»