Школьная осень

Рюмин Сергей

— Ага, — кивнул я, не вставая.

— Понятно, — сказал военрук.

После этого в мою сторону стали оборачиваться и ребята, и девчонки. Даже Светка не удержалась и посмотрела в мою сторону, вызвав кривую гримасу у соседа по парте.

Честно говоря, показательная попытка её афронта да еще с Олегом Тараскиным меня больше рассмешила, чем огорчила.

Я, конечно, понимаю, что мужчина должен быть чуть красивее обезьяны (а женщина должна быть немного умнее белки и не тащить в дупло кого попало), но Олег Тараскин… Он был выходец из семьи

то ли сельских механизаторов, то ли животноводов, и не мыслил свою жизнь другой. Во всеуслышание он не раз заявлял, что собирается (чуть ли не мечтает!) после школы поступать в сельхозинститут, после окончания которого вернется в родной колхоз. Дескать, у них и жилье дают молодым специалистам и всё такое… Я, при всём своём богатом воображении ну никак не мог представил себе Светку в роли его жены, в кирзовых сапогах с совковой лопатой или вилами в руках в коровнике или в свинарнике за разгребанием навоза…

Да и внешностью, извините за выражение, Олежка напоминал молодого Адриано Челентано, только «засушенного», с вечно немытыми редкими сальными волосами.

Если б уж захотела меня задеть, выбрала бы Димку Зеленчука — высоченного спортивного блондина, отличника, эдакого «истинного арийца» словно сошедшего с плаката.

Держу пари, Алёнка-Жазиль вздохнула с облегчением, увидев, как её ухажёр Олежка переметнулся к Светке.

«Мне, что ли за Жазилькой поухаживать?» — мелькнула мысль.

Мысль, увы, еще не успела оформиться, военрук открыл было рот, чтобы начать урок, как в кабинет коротко и резко стукнули три раза. Дверь тут же распахнулась, на пороге нарисовался товарищ капитан милиции с редкой фамилией Шишкин и распространенным именем-отчеством Вениамин Вениаминович.

— Ковалёв Антон Николаевич здесь? — он осмотрел класс, выдернул меня и знаком то ли пригласил, то ли приказал следовать за ним.

— Вы бы, товарищ капитан, хотя бы разрешения спросили, — заметил Анатолий Петрович. — Тем более, у старшего по званию.

— Извините, товарищ подполковник, — бросил в ответ Шишкин. — Неотложные следственные действия. С директором согласовано.

Из-за его плеча выглянула директорская секретарша, которая энергично закивала головой, подтверждая слова милиционера.

Я встал, сложил учебники в дипломат, спросил:

— С вещами?

— С вещами! — Шишкин авторитетно качнул головой. Подыгрывая ему, я завел руки (с дипломатом) за спину и пошел к двери, вполголоса пропев «…по этапу в плацкартном вагоне…».

И тут уже Шишкин подыграл мне, возмущенно заметив:

— Какой этап? 15 суток всего. Через две недели вернешься!

В классе кто-то хрюкнул, то ли засмеялся, то ли икнул от удивления.

Проходя по коридору, капитан хохотнул:

— Меня из-за тебя точно с работы попрут!

И поинтересовался:

— Ключ от квартиры тёти Маши у тебя?

И вполголоса добавил:

— Ты там всё сделал?

Я посмотрел на него магическим зрением. Странно, но в его ауре отчетливо высвечивались желтые всполохи. Где-то

он привирал. С учетом этого я ответил:

— Нет, я туда даже не заходил!

Капитан вздохнул, поморщился.

На улице нас ждал «уазик-канарейка». Шишкин открыл мне заднюю дверь:

— Садись!

Сам уселся по-хозяйски на переднее сиденье рядом с водителем.

— Погнали!

Мы подъехали к моему дому. Там уже стояла давешняя «волга», возле которой нетерпеливо прогуливался прокурорский следователь Ожогин в модном светлом плаще и такой же, под тон ему шляпе. Поодаль стояла канареечной расцветки «буханка». Завидев нас, Ожогин поспешно выбросил окурок в траву и встал, демонстративно скрестив руки на груди.

— Привезли? — спесиво и, как мне показалось, немного разочарованно, выцедил сквозь зубы он.

— Так точно! — по-военному ответил Шишкин и обратился ко мне. — Неси ключи от квартиры гражданки Киселевой.

— Зачем это? — возмутился я.

— Обыск проводить будем, — терпеливо ответил Шишкин. Ожогин же взвился:

— Какое твоё дело, пацан? Тебе сказали — неси! Значит, ноги в руки и бегом за ключами!

Я направился в подъезд. Вслед мне пошел Ожогин. Как только мы подошли к подъездной лестнице, он с силой толкнул меня в спину. Я упал на руки, встал, отряхнул испачканные ладони.

— Иди, иди! — с непонятной злобой выдавил следователь.

Ладно, потом сочтёмся… Я открыл свою квартиры, зашел внутрь, закрыв дверь прямо перед его носом, снял ключ с гвоздя. Вышел, протянул ключ Шишкину, который успел подняться вслед за нами. Кроме него на лестнице встали двое жильцов нашего дома с соседнего подъезда (приглашенные в качестве понятых, как я потом узнал), два сотрудника милиции в штатском (коллеги Шишкина из угро — тоже потом выяснилось) и один милиционер-сержант в форме.

— Возьмите!

Шишкин взял ключ, сунул в замок двери квартиры тёти Маши.

— Понятые, за мной!

Однако первым за ним, оттесняя понятых в квартиру вошел Ожогин. Он, разумеется, не разуваясь, прошел по комнатам, оставляя грязные следы (мне показалось, что ему это доставляет удовольствие — наследить, особенно на ковре в спальне), заглянул на кухню, в ванную, туалет. Иронично хмыкнул вполголоса:

— Не особенно и шикарно живут милицейские полковники на пенсии…

Он резко повернулся:

— Ну, что? Начинаем!

Ткнул пальцем (все его движения были демонстративно-начальственными, даже барственными) в оперативника в штатском:

— Садись, будешь протокол писать!

— Так я вроде не следователь, — попытался возразить опер.

— Садись! — с металлом в голосе произнес Ожогин. Потом он обратил взгляд на меня:

— А что здесь делают посторонние? Вывести его!

Сержант в форме ухватил меня за плечо, повел из квартиры.

— Никуда не уходи, сиди дома! Жди! — успел сказать Шишкин, когда я проходил мимо него (в отличие от нашей квартиры, прихожая у тёти Маши была достаточно просторной).