Школяр
Шрифт:
— Вот и славно, — рассеянно заметил Филь, опять уткнувшись в тетрадь. — К лету, глядишь, там можно будет жить, а пока нам и тут неплохо!
Весеннее вторжение и последующее восстановление столицы оставило казну без средств, и Флав отказался оплачивать поезд на зимние каникулы. Ученики были вынуждены остаться в Алексе.
Пищевой рацион им урезали вместе с одежным, и приходилось донашивать то, что носили в прошлом году. Рубахи у многих трещали по швам, штаны не доходили до середины щиколотки, руки торчали далеко из рукавов, а в декабре Алексу опять сковал мороз. Учебу не отменяли, и школяры носились теперь с
Возникший поначалу ропот стих после леденящих душу рассказов тех, кто прошел через летние ужасы. Все быстро осознали, что сейчас лучше сидеть в безопасной Алексе, пусть без солдат и деревенских обходчиков, на которых Флав тоже решил сэкономить. Дополнительного страху нагнал Филь, пустив фантазию в полет и рассказав всем, как они с Яном и почтовыми разбили наголову шайку свирепых разбойников, напавших на них на пути в Бассан, и как Филь едва не истек там от крови, лившей ручьем из его жестоких ран, и как его лечил потом личный лекарь г-на секретаря. Где Филь на самом деле получил свои раны, Хозекам и Фе было приказано молчать под страхом смерти.
Кафедра естествознания понесла в этом году потери в лице Лофтуса-Ляпсуса, чей отец угодил под «огненный дождь», обрушенный Флавом на головы бандитов, наивно полагавших с ходу захватить замок. Спасаясь от огня, Ляпсус-старший нашел убежище в чьем-то огороде, где провалился в отхожее место. От пережитого ужаса той ночи у него выпали все волосы и он тронулся умом. Ляпсус-младший не решился оставить сумасшедшего отца на младшую сестренку и полубольную мать. Более в Алексе ничего не изменилось.
Филь уже укладывался спать, когда в комнату вернулся Ян и принес каменной консистенции кусок пирога с брусникой. От высохших ягод тянуло кислятиной. Не рискнув это пробовать, Филь подумал, что хороший сон вполне может послужить заменой еде, и растянулся на постели, упершись ступнями в нагретую печкой стену.
— Сколько же Якоб хранил эту несъедобную окаменелость? — поинтересовался он.
— Это не Якоб, — сказал Ян. — Это Габриэль хранила в своем сундуке с самого сентября, то есть этому пирогу пошел пятый месяц, а отказываться было неудобно.
— Звучит так, будто к ней вернулась её безголовость, — пробормотал Филь и погрузился в сон.
Утром на завтрак их кормили пшенной кашей, сваренной на воде: бледным месивом с отвратительным вкусом. На обед, Филь был уверен, случится бобовая похлебка и она же, с малым количеством мяса, на ужин. Флав затянул всем пояса так, что уже было трудно вздохнуть.
— Прошли наши золотые деньки в Алексе, — вздохнул Филь, принимаясь за еду.
Её надо было съесть, как лекарство, иначе вмиг задубеешь на улице: он усвоил это за прошедшие тоскливые месяцы осени и начала зимы. С другой стороны, скучать в этом году было потрудней, чем в прошлом, невзирая на гадкую пищу и отмену турнира в Юку из отсутствия хоть сколько нибудь активных растений в округе.
Филь заменил игру фехтованием с Харпером Атли на палках, а когда настали морозы, решил, что пришла пора для газового котла. Дело оказалось трудное, и, грызя гранит науки, Филь не заметил, как начался январь. У него оставалось три недели до данного Флавом срока, зато потом непременно
— Где сейчас твоя сестра Эша с матерью? — спросил Ян. — Всё еще в кейплигском замке?
— Уже перебрались в дом, — сказал Филь. — Эша куда-то собирается, кажется, опять в Старый Свет.
— Как бы ей там голову не сложить, — давясь, как его друг, кашей, сказал Ян. — Больно она девушка… э-э… необузданная. А что про эти передвижения думает её мать?
— Понятия не имею! Знаю, что Ирений очень против, и, будь его воля, он запретил бы любые перемещения через Границу без разрешения, а то вообще выставил бы там кордон. Клемент с ним вроде согласен.
— А император?
— А Флав говорит, что у него нет денег. Раздумывает, наверное, где их взять! Как придумает, так останется крепче держать карманы и ушами не хлопать. Знаешь, чем он обосновал свое решение лишить меня тогда заработанного? Тем, что я получил эти деньги, находясь на службе, и поэтому они принадлежат казне. Но у него ничего не вышло: я вспомнил кое-что из заклинаний Патиосоца и напомнил, что рапорт, который требовал у меня Клемент, когда я едва шевелился от боли, содержал в себе также отчет о потраченных казенных деньгах, а остатки я сдал. Приняв рапорт и деньги, Клемент тем самым освободил меня от дальнейшей службы.
— Клемент, я уверен, заметно этим расстроился, — сказал Ян.
— Вид у него сделался кислый, да. Так я отбил у Флава сундук, но мне не понравилось выражение его лица, и я решил, что уйти живым он мне не даст, поэтому быстро свернул на идею, которую придумал с Ирением.
— Прости, мой друг, — сказал Ян поднимаясь, — но твою идею разбогатеть на дерьме я не ставлю ни в грош. В неё даже Лонерган не верит. А сейчас пойдем почтим уважением лекцию нашего Патиосоца!
— Тебе не надо её высоко ставить, — сказал Филь, вставая следом, — ты и так богатый. А Лонерган просто старый, оттого плохо видит, что у него под носом!
Патиосоц, как обычно, ворвался на лекцию и обежал глазами аудиторию.
— Сегодня мы с вами, — громогласно заявил он, — разберем с позиции морали случившуюся этим летом трагедию. Я не хотел касаться её ранее, но так вышло, что она сама коснулась меня: недавно после долгих страданий умер один из моих близких друзей, получив тяжелые ожоги от «огненного дождя», который император Флав без предупреждения обрушил катапультами на головы нападавших, а также головы своих горожан. Горшки с его смесью, как известно, пущенные в беспорядке со стен замка, долетали до жилых кварталов, и много людей погибло от них.
— Профессор, — прервал его Ян, знавший от отца точные цифры погибших при вторжении, — я бы не стал характеризовать три сотни пострадавших как «много». Разбойников там полегло в десять раз больше, и после этого они уже не покушались на замок.
Филь видел пострадавшие дома вокруг замка. Они принадлежали богачам и у них были каменные стены, а у многих и крыша была черепичной. Пострадали они не столько от «огненного дождя», сколько от разбойников, обосновавшихся в них, когда первая атака была отбита. А знать укрылась в замке, побросав дома. Был еще рынок, который сгорел дотла, но если за день предупрежденные торговцы не убрались оттуда, то кто им виноват. Поэтому Филь не мог взять в толк, чем вызваны переживания профессора.