Шлак 2.0
Шрифт:
— У самой Урсы? Ох, ты. А не врёшь?
— Нахрена? Я так понял, у вас тут лучше не врать.
— Умный мальчик, далеко пойдёшь. Ну а в Загоне что делал?
— Я ж говорю, в ремонтной бригаде охранником. Да я в Загоне прожил всего неделю, из-под станка выбрался. Потом в шоу у Мозгоклюя участвовал. Победил. Не смотрел что ли?
— В шоу? Победил? Складно рассказываешь. И главное, достоверно. Прям так и хочется поверить.
— Да ты в планшет глянь. Там имя моё и номер.
— Какой номер?
— Двести сорок, сто двадцать семь, сто восемьдесят восемь.
— Хорошо,
Он отошёл к стене, подсоединил планшет к заряднику.
— О как.
— Что? — вздрогнул я.
— Тут пишут: аннулировано. Дон, уверен, что это твой планшет? Показания не сходятся.
— Может Контора решила, что я умер? Времени сколько прошло.
— И как быть?
Как быть, как быть… Не знаю, как быть. Что знаю наверняка: не хочу на площадь. Сквозь стены прорвался всплеск криков. То ли люди кричали, то ли те двое неудачников. Если я не найду ответы на его вопросы, то сам скоро буду так кричать.
— Гвоздь… Я могу к тебе так обращаться? Гвоздь, ты знаешь Гука?
Хозяин Квартирника не ответил, но по глазам догадался: знает. Ну ещё бы, кто не знает Гука.
— А Мёрзлого?
Тоже знал. И, кажется, эти имена ему пришлись не по вкусу.
— Сообщи в Загон. У вас же должна быть связь. Пусть не с Гуком, но с Мёрзлым наверняка. Просто назови моё имя.
Гвоздь заложил руки за спину, качнулся на пятках. Он сомневался. Какой-то недомерок в миссионерском плаще вдруг начинает оперировать именами, за которыми стоят огромные ресурсы. Если он врёт, а ты сунешься, то может так прилететь, что никакие стены не спасут. На его месте я бы тоже сомневался. Проще пристрелить недомерка и закопать за периметром втихаря. Возможно, Гвоздь так и поступит.
— Простой охранник, говоришь? Ладно, охранник, повиси пока здесь. Подумаю, что с тобой делать.
[1] Кармашки, нашиваемые на груди черкески, в которых хранили готовые к использованию ружейные заряды; своеобразный вид патронташа.
Глава 8
Он ушёл, выключил свет, я остался стоять в полуподвешенном состоянии. Руки онемели, спина затекла. Через час я начал проклинать всех и вся, через два понял, что подыхаю. За стенами уже наверняка вечер, а то и ночь. Никаких звуков снаружи не проникало, только в углу пищали мыши. Откуда они здесь, кругом кирпич и бетон.
В воспалённом мозгу начали роиться безумные образы: искажённые дома, деревья, смеющиеся лица, столб с примотанной Соткой. Она махала рукой, как будто звала. С края сознания доплыл кофейник-далла[1], в котором я готовил кофе по особому рецепту для гурманов. Этот рецепт нашла Данара. Она отыскала его в старой поваренной книге. Данара…
Удар по щеке.
— Что?
— Очнулся, археолог?
Голос знакомый. Где я его слышал?
— Ну так что?
Это уже Гвоздь. В ярко освещённом пространстве возникли контуры хозяина и ещё кого-то.
— Он.
— Заберёшь?
— Что при нём было?
— Наглеешь, Твист.
Твист… Твист… Точно! Штурмовик из команды Мёрзлого, его замыленная копия.
— Мёрзлый велел взять
— Я мог не сообщать вам.
— Мог. Но сообщил.
— В следующий раз умнее буду.
— Зря ты так, Гвоздев. Мёрзлый рано или поздно обо всём узнает и потребует ответа. Хочешь отвечать перед Мёрзлым?
Хозяин не хотел. Перед Мёрзлым никто не хочет отвечать. Я помню это лицо. Маска смерти. Что бы ты ни делал, куда бы ни бежал — он дотянется и воздаст по заслугам, и это будет похуже свежевания. Не с него ли примас лепил образ Великого Невидимого?
Цепь ослабла, я рухнул на пол. Щёлкнул ключ, наручники раскрылись. Надо мной склонился Твист.
— Ну, привет что ли? Давай, продирай зенки, домой поедем. Командир тебя заждался.
Тело я почти не чувствовал и, вместо того, чтобы встать, заёрзал по полу как червь. Твист присел на корточки, растёр мне сначала руки, потом ноги. Мышцы пронзили иголки, я скрипнул зубами. Больно. Но чувствительность начала восстанавливаться.
Твист бросил мне под ноги берцы. Я обулся, встал. Придерживаясь за стену, двинулся к выходу. Наногранды всё ещё работали, отдавая последнюю силу. Когда вышли во двор, я уже мог передвигаться без поддержки.
Двор заливало восходящее солнце, я провисел на цепях почти сутки. Народ смотрел на меня без вчерашней ненависти, и свежевания не требовал. Отчасти это могло быть связано с тем, что посреди двора на Т-образной перекладине головой вниз висела окровавленная туша. Кровь уже запеклась, тело выглядело как сплошная короста. Понять, кто это, Танцор или Сивер, было нельзя. С уверенностью можно сказать лишь то, что это его крики пробивались вчера сквозь стены.
Меня передёрнуло.
— Не нравится? — самодовольно проговорил Гвоздь. — Такова се ля ви, в смысле, жизнь. Преступление должно иметь наказание, иначе начнётся хаос. Не мои слова, но Фёдора Михайловича Достоевского. Мудрейший был человек. У меня его полное собрание сочинений. Могу дать почитать. С возвратом, разумеется.
— Наказание? — процедил Твист. — Для этого не обязательно кожу сдирать.
— Традиция.
— Садисты вы тут все. А ты главный садист.
— Зато из людей тварей не делаем.
Твист не ответил, только покачал головой, а я подумал, что лучше: быть заживо освежёванным или превратиться в язычника?
Гвоздь вывел нас за блокпост. На дороге стоял броневик, от него тянулись провода к трансформаторной будке. Заряжался. Рядом, облокотившись на моторный отсек, курил штурмовик.
— Дальше провожать не пойду, — сказал, останавливаясь, Гвоздь. — Мёрзлому привет и наилучшие пожелания. Будет рядом, пусть в гости заезжает. Но если мимо проедет, не обижусь.
Твист кивнул:
— Передам. Слово в слово.
У въезда стоял вчерашний постовой. Сегодня он выглядел не таким весёлым.
— Как там Сивер? — поддел его я.
— Нормально, долги отрабатывает. Такими людьми, как он, хозяин не разбрасывается.
— Значит, на перекладине Танцор висит? Знатно он вчера орал, аж в подвале слышно было.
Постовой сощурился.
— Чё ты хочешь, загонщик? К тебе претензий нет, они сами подставились. Бывает. Но что бы ни случилось, друзей ты здесь не найдёшь.