Шлома и Ахишар
Шрифт:
И хоть чиста была Ависага перед Соломоном, но когда тот расправился с Адонией, то весь пыл-жар любви его к сунамитянке поугас.
Стал Соломон вести жизнь разгульную, проводя время в праздности и гульбе. А такая жизнь до добра не доводит…
От отца своего, наследовал Соломон два дара: дар неуемной любви к женскому телу и дар красиво говорить об этой своей любви.
Изрек он тысячи притчей и песен. О чем только он не писал: и о деревах, и о зверях, и о птицах, и о рыбах, но красной нитью
Писал он так и о таком, что не будь он сначала царским сынком, а потом царем Израиля, многое ему бы не простили истинные проповедники! Восток, который славился всегда жестким надзором за женским целомудрием, стерпел от царя явную эротику, прославляющую не единственно позволенную любовь — любовь к мужу, но любовь вне брака и любовь далеко не платоническую. Многие из написанных Соломоном песен дают диалоги двух возлюбленных.
— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные, уста твои любезны, как половинки гранатового яблока, два сосца твои — как двойня молодой серны, пасущиеся между лилиями.
— Пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его. Поставили меня стеречь виноградники, а моего собственного виноградника я не устерегла.
— О, как прекрасны ноги твои, дщерь именитая! Округление бедер твоих — дело рук искусного художника… Живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино… Чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями… Два сосца твои — как два козленка…
— Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне; он пасет между лилиями. Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня.
— Лобзай меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина.
— Стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти. Подумал я: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви ее, и груди твои были бы вместо кистей винограда, и уста твои — как отличное вино. Оно течет прямо к другу моему, услаждает уста утомленных.
Любил царь Соломон многих чужестранных женщин, кроме дочери фараоновой — первой своей жены. Были среди его жен и наложниц и сунамитянки, и моавитянки, и аммонитянки, и идумеянки, и сидонянки, И хеттеянки…
И прилепился к ним Соломон любовью. Правда, любовь ли то была или просто похоть? Ведь было у него даже по древнему еврейскому закону семьсот жен и триста наложниц. Ведь тут, меняя женщин каждодневно, встретишься с каждой раз в три года. Да и то в полумраке опочивальни царской да после обильного возлияния. О какой любви может идти речь, если он вел себя как похотливый козел в стаде молодых козочек?
Во время старости Соломона, жены его склонили сердце его к иным богам, и сердце его не было вполне предано Господу Богу своему.
Служил Соломон и Астарте, божеству Сидонскому, и Милхому, мерзости Аммонитской. Построил он капище Хамосу, мерзости Моавитской, и Молоху, мерзости Аммонитской.
Так сделал он для всех своих чужестранных
А ведь Господь наказал сынам Израилевым: «Не входите к ним, чтобы они не склонили сердца вашего к своим богам».
… КОНЕЦ
Был в детстве у Соломона закадычный друг — Ахишар, сын градостроителя. Друзья росли вместе, проводили много времени за беседами. Правда, когда стали уже юношами, их пути разошлись: Ахишар с головой погрузился в любимое дело — он пошел о стопам своего отца, а Соломон проводил время в застольях да в развлечениях с девицами.
Когда Соломон стал царем Израиля, Ахишар остался его преданным слугой. Он построил Храм Господень, который завещал построить царь Давид. Построил он и дом самому царю Соломону. Он украсил Иерусалим многими дворцами и возвел городскую стену, которая сделала город неприступной крепостью.
Народ часто говорил «Храм Ахишара», «Стена Ахишара», «Дворец Ахишара». Возревновал к другу своему Соломон и прогнал его за пределы земли Израиля.
Так и остался Соломон один, без единственного друга своего, окруженный льстецами и прихлебателями, которые славили его в глаза за мудрость, справедливость и доброту. Да и за глаза никто не осмеливался хоть что-то сказать о Соломоне нелицеприятное — ведь доброхоты тут же донесли бы царю хулу, и хулитель рисковал потерять язык вместе с головой!
Стояла невообразимая жара, полуденное солнце будто нарочно застряло в зените, не желая склоняться к горизонту. Нестерпимо мучила жажда…
Все возвращается на круги своя… Так было при Царе Давиде, так осталось и при Царе Соломоне, сыне Давидовом…
Соломон задумчиво сидел под навесом в белом тканом хитоне. На мраморной площадке перед ним танцевали четыре юных полунагих красавицы. Они были прекрасны, волнообразные движения их рук и соблазнительные изгибы из талий манили, призывные движения их бёдер могли бы свести с ума кого угодно!..
Но Соломон сидел прикрыв глаза, сквозь его неплотно сомкнутые веки, танцовщицы были едва видны. На душе Соломона было мерзко… И уже давно…
Перед ним чередой проносились сонмы женщин, которых у него было столько, сколько бывает звезд в безлунную южную ночь.
А эта, как ее звали? Ну, последняя наложница моего отца? Сунамитянка… Ах, да — Ависага… И как билось тогда сердце, когда она тайком проскальзывала в мою спальню, стоило лишь заснуть отцу!
А потом эта невзрачная дочь фараона, которая ничего толком делать не умела. Тоже мне мумия египетская!