Шмуц
Шрифт:
– Мы про тебя знаем, – говорит гойта– гот. – Вы, считай, главные в Бруклине. И на шоу Опры были хасидим. Опра ваших любит.
Рейзл молчит. Она не собирается спрашивать, что такое «Опра» и что у нее за шоу.
– Я Сэм, – говорит гойта– гот. – А это – Спарк и Курт, – она указывает на людей за столом.
Оба что-то бормочут. Новые знакомства всегда тревожны для Рейзл, потому что она не пожимает руки парням. Но эти не протягивают рук, а делают какой-то жест пальцами, так что Рейзл вообще не приходится их трогать; ее не ставят перед выбором.
На столе между ребятами лежит телефон. Из него выходит
Сэм водружает на стол большую поношенную сумку. Сумка обвешена металлическими цепями, на застежке – большой серебряный крест. При его виде Рейзл инстинктивно ежится. Сэм этого не замечает, продолжая внимательно и безрезультатно копаться в сумке.
– Как жрать-то хочется, – говорит Сэм.
Рейзл достает свой обед и предлагает Сэм свою ложку.
– А что там у тебя? – спрашивает Сэм, указывая на термос.
– Чолнт [24] , – говорит Рейзл.
Оказывается, гойты– готы обожают чолнт.
– Чили по-еврейски, – говорит Спарк.
– Смотри, там картошка. Это ирландско-еврейское рагу, – говорит Курт.
Сэм усердно работает стальной ложкой Рейзл, принесенной из дома. Остальные находят пластиковые приборы и присоединяются к пиру.
24
Традиционное еврейское субботнее горячее блюдо, то есть блюдо на Шаббат, приготовленное из мяса, овощей, крупы и фасоли.
– Что это за сосиски? – спрашивает Курт.
Этого Рейзл не знает. Просто мамины кишке [25] : мука, жир, перец, паприка.
Они уплетают кусок за куском, нежное мясо с ребрышек, фасоль и ячменные семена, блестящие после готовки с мозговыми костями и золотистой картошкой, приправленные луком, чесноком и паприкой.
– А ты сама не будешь? – спрашивает Сэм.
Рейзл кивает, но она не уверена. Ей можно есть с ними? Можно при них произносить браху? [26] Разве это не то же, что молиться в метро, по дороге на учебу, анонимный давенер в окружении гойим? Нет, они все заметят, что она шевелит губами, может, решат, что она сумасшедшая, если она начнет читать благословение при них.
25
На идише означает «кишка, оболочка», которая дала название блюду.
26
Благословение.
Так что Рейзл просто смотрит – пока они поедают ее обед, она поедает их глазами. На Сэм висит тяжелая цепь с ключами. Ее глаза обведены черным карандашом, но они сами мягкие, карие, светящиеся голодом. Ее волосы, выкрашенные в смелый иссиня-черный, гладко лежат на одном плече, другая часть головы коротко острижена. Под белой пудрой на щеках проглядывают веснушки, из-за которых она выглядит довольно невинно, а не как призрак.
В левой ноздре Сэм блестит сережка-гвоздик, а внизу по центру носа – колечко. В брови тоже металлические колечки, как шов в волосках, будто их слишком старательно выщипали. Когда Сэм открывает рот, чтобы проглотить еще одну ложку чолнта, Рейзл видит, что язык у нее тоже проколот.
В мире Рейзл есть только один вид прокола – в мочке уха, для бриллианта или жемчужины.
–
– Не, – говорит Сэм. – Даже если больно, это не важно. Жить тоже больно. – Боль для Сэм не проблема. Может, это цель. – Бога же тоже прокололи, – говорит она, приглядываясь к Рейзл.
– Ты веришь в?.. – Сказать «Йойзла» Рейзл не может, потому что Сэм не поймет, но другое его имя, запрещенное, она тоже не смеет произнести.
– В Иисуса? Ну да, – говорит Сэм. – Нормальный парень. – И добавляет: – Хочешь, я тебя проколю?
– Ты сделаешь это для меня?
– Конечно, зай. Кроме клитора, – добавляет она. – Тут лучше найти профессионала.
Рейзл видела такие проколы. В интернете.
Ни в детстве, ни в подростковом возрасте Рейзл не знала слова, обозначающего часть, находящуюся в центре ее тела, – только «там». Дортн. Или «это место». Йене платц. Целая территория, источающая запахи и жидкости, – и без названия. А в интернете много-много названий, много-много мест. Там еще есть клитор. А на кожаной бусинке клитора иногда есть металлическая бусина.
– Будет больно? – спрашивает Рейзл как можно более спокойным голосом.
– Чутка, – непринужденно отвечает Сэм. – Зато потом тако-о-ой кайф. Оно того стоит.
– Ой, – слово вырывается изо рта Рейзл, Сэм смеется.
– Ты не сказала, как тебя зовут, девочка-ой.
– Рейзл.
Сэм снова окидывает взглядом Рейзл, на этот раз более внимательно.
– Вау. Это очень готское имя.
– Правда? – удивленно спрашивает Рейзл.
– А то. Бритва? [27] Да ты угроза обществу.
27
Здесь игра слов: имя Рейзл созвучно со словом razor (англ. «бритва»).
Рейзл не поправляет ее.
Рейзл принимает новое имя, а Сэм принимает ее – в длинной юбке, с длинными рукавами, явно отличающуюся от других студентов.
Впоследствии Рейзл часто садится с Сэм и ее друзьями в кафетерии, где они ничего не едят или, по крайней мере, ничего не покупают, потому что у них нет денег, а иногда – потому что кто-то приносит на обед риталин [28] , а Рейзл – потому что у нее с собой кошерная еда из дома.
– Эй, Бритва, не осталось вчерашней грудинки?
28
Таблетки, относящиеся к категории психостимуляторов неамфетаминового типа.
Ее новые друзья принимают ее еду за доброту и не задают вопросов, когда Рейзл засыпает, положа голову на руки на столике в кафетерии. Они красят глаза черным в туалете перед началом пар и смывают макияж, прежде чем идти домой. Они знают, каково это – не вписываться.
Начальница Рейзл в офисе на Сорок седьмой улице – женщина с угольно-черным шейтелем, достаточно старая, чтобы иметь правнуков, но, насколько известно Рейзл, бездетная. У ребецин нет семейных фотографий, только одна – с усопшим мужем, на большом столе в дальнем офисе. Рядом с ним есть стол поменьше – вероятно, она сама за ним работала, когда ее муж был жив, а теперь за ним сидит ее молодая ассистентка. До Рейзл доходили сплетни, лушен ора, что на самом деле муж ребецин не был раввином, но он умер так давно, что никто в офисе не может ни подтвердить, ни опровергнуть эти слухи. Поэтому ребецин остается ребецин.