Шокирующая музыка

Лоуренс Кристофер

В конце концов, я с удовольствием проехал за рулем около 4 500 километров, сохраняя удивительную верность своему первоначальному маршруту: По (Франция), Кантабрия, Астурия и Галисия вдоль испанского побережья до самого Сантьяго, ныне оживленного университетского города, где оркестры играющих на трубах студентов смешиваются с обветренными паломниками, и на запад до Кабо Финистерре, места, где мир закончился еще до Колумба (как следует из названия). Побывав на краю земли, я снова повернул на восток и вернулся во Францию, остановившись по пути в паре монастырей, чтобы выпить чаю, переночевать и подслушать ритуальное пение монахов (подробнее об этом в «Мире»).

Гарольд

и у Байрона, и у Берлиоза говорил: «Высокие горы – это чувство» Мои ноги подтвердили это: я семь дней бродил по Пиренеям в компании нескольких австралийцев и любознательных местных жителей. Значительный расход углеводов, несомненно, объяснял то, с какой энергией мы каждый вечер набрасывались на уток, кроликов и улиток в нашем отеле. Однажды днем, всё еще сияя от напряжения и восторга после преодоления монументального Цирка Гаварни, огромной скалы на границе Франции и Испании, наш автобус остановился, чтобы подобрать попутчиков: двух явно вскормленных молоком немецких девушек, которые между приступами хихиканья объяснили, что они тоже совершают паломничество в Сантьяго, пытаясь сбросить вес. Их смех был заразителен; один из старших участников прогулки, заметно тронутый телесным изобилием девушек, обратил влажные глаза в мою сторону и признался: «Ах, Крис, ты бы не умер ни за какие деньги». Это было самое проникновенное высказывание за всю поездку.

Столь же бурно обстояли дела в маленькой горной деревушке дальше к востоку под названием Эглун (население 28 человек), где я познакомился и подружился с местным строителем Рокко Россини, который с гордостью хвастался своими близкими родственными связями с великим композитором. Безусловно, он унаследовал любовь к застольям. Все наши беседы проходили в casa Rossini во время долгих обедов и ужинов, которые переходили один в другой с едва заметными паузами, когда Рокко брал в руки ружье и приносил с окрестных холмов очередного кабана (разумеется, строго в сезон). До свидания, Рокко, и спасибо за пение.

Подтяжки сняты, разум опустошен, и, следуя примеру наших выдающихся музыкальных предшественников, мы готовы к новому: надежде.

Надежда

Росс Эдвардс и смелые перемены

Плеяды: Кунгкарунгкара.

Сириус: Варепил.

Австралийский крест: Валувара…

Росс Эдвардс. Star Chant («Звездные песнопения»), 2001 (Либретто Фреда Уотсона)

Некоторое время назад на другой стороне моей улочки жил композитор, который проводил время, сочиняя музыку для звезд – тех, что на небе. Чаще всего по утрам я пересекал улочку со своими двумя собаками и огибал квартал, чтобы прогуляться мимо дома, где жил Росс Эдвардс со своей женой Хелен и двумя детьми. Обычно он сидел в комнате, выходящей на улицу, сгорбившись над электропианино, а перед ним стояла огромная пробковая доска, завешанная листами с рукописями. Для большого оркестрового произведения, такого как симфония, площадь бумаги была значительной. В удачные дни он приглашал меня к себе, чтобы побеседовать с ним и прокрутить в памяти готовое произведение.

Росс совсем не чудаковат. Он – самоотверженный

мастер, который берет в руки рабочие инструменты в начале того, что мы называем «рабочим временем», и продолжает работу после того, как большинство из нас отправляется в паб, чтобы утешиться в конце рабочего дня. Клац, клац, клац по клавишам: и затем чирк, чирк по бумаге. Стирает. Переписывает. Должно быть, он изрядно потратился на карандаши; но эти ноты не просто высыпаются на бумагу из воздуха. Симфония не приходит, как хорошая погода. По-моему, это тяжелая работа: настоящий труд. Музыка – это то, что композитор действительно создает. Очевидно, что Росс – настоящий композитор, поэтому я могу сделать вывод, что и остальные тоже трудились не покладая рук.

Композитор жил на другой стороне моей улочки. Какая экзотика: с таким же успехом я мог бы написать, что держу в подвале живого додо. Предполагается, что композиторы – редкий вид, если не вымерший. Как могли эти древние перистые лесные существа выжить в современном мире? Бензопила экономического рационализма срубила их старые местообитания. Богатые люди больше не держат свои домашние оркестры, сидя на еженедельной диете из новых симфоний. Публика, посещающая оперу, не жаждет услышать последний хит этого месяца. У нашего общества нет ни времени, ни денег, чтобы поддерживать артистов, которые настаивают на создании чего-то столь коммерчески бесполезного. Телевизионные темы, рекламные джинглы и саундтреки к играм – вот путь композитора-труженика в наши дни; что же касается леса симфонии или тундры музыкального театра – кто захочет туда пойти?

Австралийский композитор Росс Эдвардс так и делает. На самом деле, он никогда не бывает так счастлив, как внутри симфонии или леса, если уж на то пошло. Росс может взять звук леса и превратить его в симфонию. Его музыка словно прорастает из суглинка в каком-нибудь уединенном овраге, пульсируя звуковым соком, вдохновленным звуками птиц и насекомых, встречающихся во время прогулок и медитаций в буше. Мир природы наполняет многие из его названий: «Горная деревня в рассеивающемся тумане», «Прелюдия и танец стрекоз», «Песня плота на рассвете», «Танец духов белого какаду».

Пение птиц появлялось в музыке на протяжении многих веков, почти всегда в виде цитат. Вспомните концовку второй части Шестой симфонии Бетховена – «Пасторальной». Это всё равно, что Бетховен встанет во время игры в шарады и скажет: «Вот моя имитация птицы».

Росс Эдвардс не из тех, кто играет в шарады. Я не могу представить, чтобы он привлекал к себе внимание на какой-нибудь вечеринке. Он не делает доморощенных «пародий». Слушатель не сидит на протяжении пьесы Эдвардса, ожидая, что узнает кузнечика. Никакие экспонаты под стеклом не украшают стены его музыки. Это и есть стены; звуки природы, вновь появляющиеся в виде музыкальных символов, изгибающиеся во все стороны, чтобы создать рисунки, контуры, ритмы и текстуры постоянно расширяющегося корпуса работ.

Росс родился в Сиднее в 1943 году. Он не помнит, как в детстве увлекался небесами, но, когда ему поручили написать Четвертую симфонию для Аделаидского фестиваля 2002 года, после того как он всю жизнь пел о мире, он обратился к звездам, написав хоральное произведение с текстом астронома Фреда Уотсона, в котором перечислены основные звезды и созвездия по мере их появления в ночном небе Австралии. Их классические названия совмещены с эквивалентами из языка австралийских аборигенов; Эдвардс и Уотсон – поклонники культуры коренных народов. Симфония называется «Звездные песнопения».