Шоколадная вилла
Шрифт:
– Присаживайтесь же, – предложил Ротман и указал на одно из кожаных кресел, которые вместе с сервировочным столиком стояли в углу кабинета.
Поблагодарив, Виктор присел.
– Вы не здешний? – спросил Вильгельм Ротман и опустился в кресло рядом с гостем.
– Нет, – ответил Виктор.
– Это слышно по интонации, с которой вы говорите. Намного сильнее, чем по отсутствию швабского акцента.
– Я из Пруссии.
– Вы понимаете местных людей?
Виктор рассмеялся:
– Уже да. Но поначалу было непросто.
– В Швабском Альбе вам было бы еще сложнее, –
– В этом вы абсолютно правы. Но так далеко я еще не ездил.
– Как же вы здесь оказались, господин Райнбергер?
– Я решил попробовать что-то новое.
– В Штутгарте? Неужели Кельн или Гамбург не были бы более интересны в этом плане?
– Не думаю. К тому же у меня есть друг в городе, следовательно, мне было проще принять это решение. – Виктор выбрал путь полуправды. Он ничего не хотел рассказывать о своем прошлом. – Кроме того, Штутгарт хорошо развивается, – добавил он.
– Да, никто и подумать не мог, что швабы на это способны, – ухмыльнулся Ротман. – С виду они спокойные, иногда даже черствые. А затем вдруг открывается дверь какой-нибудь мастерской, и из нее выходит новое изобретение. Вы только вспомните Роберта Боша и его магнето высокого напряжения.
– Или Готтлиба Даймлера и его автомобиль.
– О, да вы неплохо разбираетесь в теме, – любезно заметил Ротман. – Жаль, что он уже ушел из жизни, этот Готтлиб. Однако его компаньон Майбах продолжает дело. Он постоянно что-то создает для этого эксцентричного австрийца Эмиля Еллинека. Вы о нем слышали, господин Райнбергер?
– Нет, еще не слышал.
– В один прекрасный день он появился в мастерской Майбаха и не отставал от него, пока тот не создал для него двухместный гоночный автомобиль, на котором он в 1901 году участвовал в гонках в Ницце. И сразу же выиграл. С тех пор автомобили Майбаха, кстати, и называются «мерседес», в честь дочери Еллинека.
– Позвольте задать вопрос, есть ли у вас такой автомобиль, господин Ротман?
– О да! – Глаза фабриканта заблестели. – Уже два года, «мерседес», тридцать пять лошадиных сил. Один из первых этой серии. Уже выпустили «Симплекс», но он, наверное, и стоит целое состояние.
Виктор воодушевился:
– Все, что касается техники, очень меня интересует. К сожалению, у меня никогда не было возможности получить соответствующие знания.
– Если вы в этом хоть немного разбираетесь, то у нас в городе есть прекрасные возможности, господин Райнбергер.
– Вы из Штутгарта, господин Ротман?
– Да, я здесь вырос. Однако я провел два года в Париже, прежде чем начал работать на шоколадной фабрике своего отца. Каждый, кто хочет производить невероятно хороший шоколад, должен поработать в Париже. Налить вам еще? – спросил он и приподнял свою пустую рюмку.
Виктор кивнул, и Ротман налил ему вторую рюмку водки.
– Господин Райнбергер. Я хотел бы выразить вам свою благодарность, конечно же, не только словами. Я думаю о вознаграждении в размере 400 марок. Вы согласны?
Виктор поперхнулся водкой и закашлялся. Ротман смеясь похлопал его по спине:
– Вы это заслужили.
– Это очень щедро с вашей стороны.
– Ну, значит, решено.
– Однако… –
– Еще одна? 400 марок – это половина годовой зарплаты моего водителя!
– Речь не о размере денежной суммы. Вы очень щедры.
– А что же тогда?
– Я бы хотел у вас работать, господин Ротман.
– У вас не было с собой шляпы, господин Райнбергер? – спросила горничная, когда Виктор спустя два часа снова вышел в вестибюль.
Он отрицательно покачал головой.
– Она потерялась, когда я оттягивал Карла с дороги.
– Хозяин вам все возместит, – заверила она.
Виктор лишь улыбнулся. Шляпа была ему не важна. К тому же она была уже изрядно потрепана; пусть найдет свою судьбу на дорогах Дегерлоха. Или нового хозяина.
Девушка открыла ему дверь, и Виктор медленно пошел, стараясь не упасть, вниз по лестнице. Они не остановились на двух рюмках. А под конец Ротман предложил очень хорошее вино.
Когда Виктор стоял на улице, он еще раз обернулся и посмотрел на виллу Ротмана. В мягком свете летнего вечера достаточно новое здание с разнообразными оконными проемами и осями, многочисленными балконами и выступами, переходами от отштукатуренных фасадов к кирпичной кладке было не таким, как при дневном свете. Весь ансамбль был спроектирован и построен, разумеется, с огромными расходами. Все же Виктору казалось, что оно из прошлой эпохи – грубое, отталкивающее и высокомерное. Но при этом внутри у него не было такого ощущения.
Как бы там ни было, если он не хотел добираться домой в полной темноте, пора было отправляться в путь. Чтобы не тратить 20 пфеннигов на обратный билет на зубчатую железную дорогу, он пошел пешком вниз через лес и виноградники.
Глава 8
Хелена сделала глубокий вдох, задержала воздух и выдохнула, издав при этом тихий шипящий звук. Закрыв глаза, она ощущала свое дыхание и тепло летних дней на своей коже. Panta rhei [6] , у нее в голове прозвучало выражение Гераклита. «Все течет…» И правда.
6
Panta rhei – в переводе с греческого: «Все течет, все меняется».
Она зажмурила глаза.
С южной стороны по озеру прошелся сильный ветер. Он привел в движение гладь воды и освежил своим дыханием маленькие беседки на северном берегу, окруженные пробковыми дубами, араукариями и старыми шелковицами.
На просторной парковой зоне санатория «Гартунга», у самого озера Гарда, было расположено примерно двадцать таких беседок, рассчитанных на двоих. Они предусмотрены для пациентов с целью лечения горным воздухом, поэтому в них были большие незастекленные окна. При таком хорошем проветривании здесь легко можно было переносить летнюю жару, в других местах зной приносил духоту и апатию.