Шоколадная вилла
Шрифт:
Свежий темный хлеб лежал в плетеных корзинках, рядом стояли блюда с различными сортами сыра и со свежим инжиром. Пока разносили полезный ячменный суп, завязался увлекательный разговор.
– Кристл уже рассказывал вам, как он в прошлом году занимался греблей с братьями Манн на озере Гарда? – спросил сидящих за столом мужчина слегка за сорок и поднял свой бокал. Он представился Хелене как Эгон Лейтц; если верить его словам, он владел преуспевающей бумажной фабрикой недалеко от Берлина.
– За ваше здоровье, – сказал Бахмайер несколько пренебрежительно, но сразу же примирительно продолжил: – Я слышал
– Да, так и было, – поддержал его Лейтц и сделал глоток вкусного «Вин Санто». – Благородное вино, – он тонко ответил на скрытый намек Бахмайера относительно отсутствия тоста.
– Правда? И что же там произошло? – спросил Бахмайер.
Супруги Клок-Зандер – Хелена сидела наискосок от них – тоже внимательно слушали.
Эгон Лейтц заговорщицки наклонился.
– Томас Манн откровенно атаковал своего брата, разумеется, словами, не кулаками. У них были некоторые разногласия по поводу, ну, если я могу так выразиться, особых моральных принципов… и он утверждал, что его брат не брезговал плагиатом. – Затем он откинулся назад и дал возможность обдумать сказанное.
Госпожа Клок-Зандер громко вздохнула, а ее муж наклонил голову, чтобы лучше слышать.
Бахмайер ухмыльнулся.
Когда Лейтц убедился, что все его внимательно слушают, он продолжил, причем говорил он немного тише:
– Он поливал грязью своего брата и его книги. Говорят, что он вел себя так, как не подобает великому писателю, этот Томас Манн.
– Он великий писатель, – сказал господин Клок-Зандер. – «Будденброки» – это шедевр.
– Верно. Но это не дает ему право порочить произведение его брата. Я читал «Богинь», и я в восторге. Это нечто совершенно новое, то, что Генрих Манн подарил миру.
– С этой работой я не знаком, – признался Клок-Зандер. На уровне подсознания Хелена уловила неприязнь. – Впрочем, доктор рекомендует проявлять осторожность при выборе литературы.
– Вам обязательно следует это прочесть, – возразил Лейтц очень дружелюбно. – Он наполнил жизнь страстной женщины тремя сильными мотивами, так сам Генрих Манн писал в газете «Цайт»: свободой, искусством и любовью.
– Звучит неплохо, – подытожил Бахмайер. – Вы согласны, госпожа Ротман?
Хелена, которая ввиду деликатной темы разговора сидела молча, опустила голову. Лейтц заметил ее стеснение и поспешил ей на помощь:
– Вы же читали «Будденброков», не так ли, госпожа Ротман?
Хелена с благодарностью посмотрела на Лейтца.
– Мой муж приобрел это произведение. Но я, к сожалению, так и не прочла его.
– Это определенно произведение века. У вас еще уйма времени, чтобы предаться чтению, – непринужденно заметил Лейтц.
– Насколько я знаю, – продолжил господин Клок-Зандер, – Генрих Манн довольно легкомысленный.
– Романы он крутит, – вмешался Бахмайер, – и немало. Но помилуйте, он же писатель, деятель искусства, у них же другие взгляды.
– Именно будучи деятелем искусства, ему следовало бы быть примером! – возразил Клок-Зандер.
Его жена кивнула.
Бахмайер тихо рассмеялся.
– Говорят, он сейчас в Миттербаде [7] , этот Генрих Манн. Я недавно слышал об этом на озере. Вместе с художницей… Ах, ее имя выпало у меня из
– Гермиона Пройшен, – напомнил ему Лейтц.
– Точно! Так ее зовут, – сказал Бахмайер.
– Такая же безнравственная дама, – презрительно фыркнул Клок-Зандер.
Хелена не вступала в разговор, но в глубине души ей было очень любопытно. Романов в этом санатории, конечно же, хватало, «ночные мероприятия», казалось, были частью здешней терапии. Возмущение Клок-Зандера казалось необоснованным, и она подозревала, что этот благопристойный господин с удовольствием присоединился бы к всеобщей безнравственности – не будь рядом его жены.
7
Миттербад – популярный курорт в Южном Тироле.
Госпожа Клок-Зандер осуждающе покачала головой. Ее муж начал говорить с возмущением:
– Это все дамы полусвета, те, которые вскружили голову Генриху Манну!
Его жена уязвленно посмотрела на него.
– А вам откуда это известно? – с чувством собственного превосходства спросил Бахмайер.
– Это известно каждому, – кивнул Клок-Зандер.
Лейтц посчитал, что самое время сменить тему разговора:
– «Вин Санто» не зря носит свое имя. Что касается меня, то вино действительно способствует выздоровлению. Оно хранится в каштановых бочках и прессуется к Рождеству.
– Какой сорт винограда? – спросил Бахмайер.
– «Треббиано» и «мальвазия».
И пока разговор снова шел о безобидных вещах, Хелена раздумывала над тремя мотивами, которые Генрих Манн, по всей вероятности, и положил в основу своего романа: свобода, искусство и любовь. Именно эти вещи, как правило, и запрещались таким женщинам, как она. Не только их тела вынуждены были тесниться в корсетах – все их естество вынуждено было соответствовать жестким общественным нормам, которые никогда не ставились под сомнение. И Хелена, которая внешне все еще старалась сохранить свое целомудрие, ощущала внутри нарастающее волнующее восхищение этим абсолютно новым для нее миром.
Глава 9
Виктор платком вытер пот со лба, положил его обратно в карман брюк и взял на плечи один из тяжелых мешков с сахаром, в огромном количестве хранившихся на складе. Он обошел несколько недавно доставленных бочек и ящиков с похожим содержимым, прежде чем войти в расположенные в нескольких метрах помещения рафинадного завода, относящегося к фабрике.
Удушающий жар ударил в лицо, когда он принес свой кристаллический груз к одному из больших наполненных водой красных котлов и высыпал его туда. Влажный клейкий пар заставил его опять покрыться потом. Ему еще предстояло несколько часов тяжелого труда, потому что если он сейчас не перенесет мешки к котлам, то ему придется носить уваренный сахарный раствор на выпаривание. Не менее утомительно было поднимать вверх по лестнице в еще более душное помещение тяжелые металлические ящики, чтобы их содержимое могло превратиться в полужидкую коричневатую массу, которая впоследствии в центрифуге поменяет свой цвет на белоснежный.