Шоковая волна

Девис Дороти

— Вы хотите, чтобы я ушел?

— А я хочу, чтобы вы остались, — вмешалась я. — Иначе мы уйдем оба.

Студенты еще немного поворчали, но потом согласились давать интервью в присутствии Форбса. Я их не винила. Они согласились на встречу со мной, не подозревая, что он тоже будет.

— Я буду сторожить вас, — сказал охранник, открывая и закрывая ключом замок решетки.

Вслед ему полетела брань. Охранник, ответив вместо слов не менее оскорбительным жестом, удалился.

— Вы уже договорились о сумме залога и поручительстве? — спросила я.

— Нам даже не предъявили обвинения, — взволнованно сказал один из студентов.

— Вы хотите, чтобы они это сделали? — спросила я.

— Да,

но это нам мало поможет, мэм, если не будет кого-либо, кто вмешается! — воскликнул Йегер. — А раз такой человек вы, то почему бы не обговорить все? Разве нам здесь хорошо? Черт побери, конечно, нет! Нравится нам, что они так боятся нас, что решили посадить в каталажку? Да, черт побери, нравится!

— Начнем с фамилий и возраста, — я села на одну из скамей, Форбс на другую. Ребята расселись на холодном цементном полу, скрестив ноги, и уставились на меня.

— Вы получите ревматизм задницы, — заметила я.

— Еще одной болью в заднице станет больше.

Все они были студентами. Александру Йегеру было двадцать один год, он был самый старший и говорил за всех. Из шести юношей четверо были из шахтерских семей, в том числе и сам Йегер. Он был толст и лицом неприметен на первый взгляд. Но глаза за толстыми стеклами очков говорили о многом.

Он заговорил первым:

— Началось все в восемь тридцать вечера в помещении Студенческого союза. Мы резервировали там помещение. Я, как дурак, регистрируюсь, что мы — ББШ, то есть Братство безопасности шахт. Только мы это проделали, как вдруг заметили, что возле нас крутятся какие-то личности. Они то входят в наш номер, то выходят: то портье с чашками на подносе, то кто-то еще с кофеваркой в руке… Наконец мне сообщают запиской, что за нами установлена слежка и подслушивание. Я спокойно, очень спокойно, пытаюсь поменяться номерами с каким-то футболистом, но тут появился откуда ни возьмись уборщик мусора. И все это откровенно и нагло. Я заявил претензии управляющему, и вот что из этого получилось. Нас просто выставили. Предлогом для управляющего был аргумент: не все, мол, у нас студенты. Но мы никому и не говорили, что у нас только студенческая организация. Из-за постоянного прослушивания мы потеряли половину наших членов, которых это сильно напугало. И, представляете, это все были старые профсоюзные лидеры, они хвосты поджали от страха. Вот и осталось нас не больше десяти. Куда идти? Мы как раз были где-то поблизости, когда вдруг увидели профессора Ловенталя, а с ним и мисс Америку. Меня сразу же осенила идея: а почему бы нам не собраться у профессора? Он никогда никому не отказывал, если кому-то хотелось поговорить о мире на земле или нужен был его ксерокс… У него всегда были открыты двери для таких гостей. Я понимаю, записывать в журнал свой приход вечером или же уход — это просто фарс какой-то. Однажды кто-то даже расписался: Джон Диллинджер, ну вы знаете, знаменитый гангстер. Как бы то ни было, я догнал профессора и спросил, не позволит ли он нам собраться в его кабинете, часика на два, не больше. — «Нет, Йегер, — сказал он мне, — боюсь, что не смогу этого сделать». Разве это похоже на нашего профессора? Как вы считаете, док?

Форбс вздрогнул.

— Нет, не похоже, — ответил он.

Йегер секунду или две молча смотрел на Форбса, Я никак не могла понять, почему. Однако взгляд Йегера мне не понравился. В лучшем случае в нем было нахальство.

Но он повернулся ко мне и продолжал:

— Тогда мы собрались у Гилли, и если и его апартаменты прослушивают, как он считает, то они, сволочи, хорошо знают, что держат нас здесь напрасно. И вот что они на нас хотят навесить: мы, мол, подождали, когда профессор, проводив Нелли, вернулся к себе в офис, последовали за ним, проникли в административный корпус и свели с ним счеты, а на прощание ударили по голове и учинили в

его кабинете разгром. А что касается эмблемы мира, написанной на столе, то полиция и все господа в городе хорошо знают, что это не наш знак, мэм. Во всем виновато наше собрание, за это нас здесь и держат. Оно против них, это они отлично знают. Они боятся ББШ больше, чем СДО.

Все дружно согласились с Йегером.

— А что это за ББШ, позвольте спросить? — поинтересовался Форбс.

— Братство безопасности шахт.

— Но вы же физик-теоретик, а не мальчик на побегушках у промышленных воротил.

— Вы правы, док, — согласился Йегер, как мне показалось, покровительственным тоном, за что мне захотелось тут же осадить его. Я почти с отчаянием подумала о том, что Форбсу едва ли преодолеть эту взаимную антипатию.

— Что такое СДО?

— Студенты за Демократическое общество.

— A-а, эти, — сказал Форбс с уничтожающим презрением.

— Кого вы имеете в виду, когда говорите о господах? — вмешалась я.

— Владельцев шахт, профсоюзных боссов, политиканов, Стива Хиггинса, — и, обратите внимание, док, — декана Борка, эту жабу-быка, самого главного сводника и доносчика в этом списке промышленных господ.

— Жаба? А какую кличку вы дали мне? — спросил Форбс.

— Вы действительно хотите это знать, док?

— Ладно, можешь не говорить.

— Вас здесь долго не продержат, — сказала я. — Нора Феллан пытается найти вам адвоката. Впрочем, они просто могут выгнать вас отсюда.

— Скажите Норе, чтобы бросила эту затею. Пусть лучше устроит так, чтобы газета «Индепендент» напечатала о том, что нас арестовали. Она может послать сюда кого-нибудь из репортеров и мы сообщим ему, о чем мы вчера говорили на собрании. Это сущий динамит. Я не хочу обижать вас, мэм, но нам важнее статья в местной прессе.

— Лучше берите то, что можете взять сейчас, или вам не терпится снова в камеру?

— О, черт! В эту вонючую дыру.

— Вы и впрямь помочились в тарелки с ужином? — вспомнила я жалобу Тарки.

— Нет, мэм. У нас не выносят горшки с нечистотами, поэтому мы вылили им все в пустые подносы.

— Горшки? Ночные горшки?

— Ну, как их там называют? Ведра, параши, — насмешливо ответил Йегер. — Одной из причин, почему я хотел бы торчать здесь, это возможность очищать свой кишечник с пользой для общества.

— Но вы в конце концов все же провели свое собрание в доме Гиллспи? — поспешила я переменить тему. — Кто там был еще, кроме вас?

Йегер открыл было рот, чтобы ответить, как в комнате свиданий ярко вспыхнули, слепя глаза, все лампы, до этого еле-еле светившие.

— Что это, черт побери! — выругался Йегер.

— Ладно, пусть горят, — успокоила его я. — Рассказывайте дальше о вашем собрании.

Форбс встал и включил вентилятор, тот шумно загудел.

— «X» равен «У», — сказал он, — если вы действительно правы относительно большого количества «жучков» здесь.

— Верно, док. — Впервые кто-то по-человечески заговорил с Форбсом.

— Мы вместе с черными создали координационный комитет. Джордж Кенби — от бедняков, священник Стенли Родс и ветераны Вьетнама, которые больше не хотят подачек от государства…

Форбс, собираясь снова сесть на скамью, вдруг замер и, сделав знак Йегеру помолчать, прижался спиной к стене и получил возможность при отблеске верхнего света заглянуть подальше в коридор, догруженный во тьму. Он рукой, как козырьком, заслонил глаза от льющегося с потолка слепящего света. Спустя несколько секунд, он, молча, кивком указал в сторону коридора и дал нам понять, что там кто-то есть.

— Давайте остынем немного и посмотрим, что будет дальше, — предложила я и взглянула на свои часы. Я попросила две минуты полного молчания. Молодые люди продолжали сидеть на полу в непринужденных позах йогов.