Шопинг в воздушном замке

Донцова Дарья

— Элементарно просто, — с улыбкой довольного ребенка пояснил Мотя, — выльем ее на яичницу.

— И что будет? — вздохнул Исидор. — Мотя, ты не предусмотрел всех последствий.

— С ума сошел? — заорал Паша. — Там мое лицо! Живое!

— Да, я не учел некоторых деталей, — разочарованно признал Мотя. И тут же радостно заулыбался: — СВЧ-печь!

— У нас ее нет, — парировал Исидор. — Я не доверяю источникам излучения, они убивают мозговую активность.

— У меня есть печка, — нехотя признался Мотя.

— Ты купил камеру смерти? — подскочил Исидор. —

А мне не сказал?

— Подарили на День Победы, — неуверенно ответил Мотя, — как ветерану.

— Выбрось немедленно! — приказал Исидор.

— Если Паша поместит голову в печку, — Мотя проигнорировал приказ друга, — мы поставим маленькое время, и получится чудно.

— После того как одна глупая американка решила высушить в СВЧ-печке кота, а вынула оттуда его трупик, изготовители стали писать в инструкции: «Использовать только для приготовления пищи», — быстро сказала я. — У нас и правда может получиться «камера смерти»!

— Не хочу! — заорал Брыкин. — С ума посходили? Думайте! Гриша! Эй, Гриша!

Селезнев не отвечал, я смекнула, что вдовец пошел в туалет, на кухне его сейчас не было.

— Шевелите мозгами! — замотал головой Павел. — Не сидеть же мне так, пока яичница протухнет!

— Нагреть духовку, и пусть Павел туда башку засунет… — Мотя потер руки.

— Утюг на глазунью поставить… — задумчиво протянула я. — Или подуть феном…

— Обмотать голову пластиковым мешком, приклеить его к шее, привязать шланг и подать по нему газ от выхлопной трубы машины… — воодушевился Мотя.

— Если поблизости есть парикмахерская, можно использовать сушку для волос, — предложила я «дамский» вариант.

— Глупости! — безапелляционно отмел эту идею Мотя.

— А удушить Павла выхлопными газами умно? — не осталась я в долгу.

— Олечка ухаживала за своим лицом, — ни к селу ни к городу вдруг изрек Исидор. — Делала маски — допустим, растирала желток с маслом, наносила на кожу и ждала полчаса.

— Предлагаешь считать происходящее косметической процедурой и надеяться на благотворный эффект? — обозлился Брыкин. — Занятие, достойное Клары. Это она постоянно Гришке внушала: не дергайся, все приходит лишь к тому, кто умеет ждать. Сделала из Гришки тряпку, ноги об него вытирала. Снимите эту гадость!

— У Олечки, — не обращая внимания на Брыкина, продолжал Сидя, — была машинка, чтобы кожу распаривать. Пластиковый шар с отверстием.

— Аппарат для чистки! — подпрыгнула я. — Он нагревается, выделяется пар, который расширяет поры. Где вы храните замечательный прибор?

— В библиотеке, — ответил Сидя. — Если тебя не затруднит, принеси его, он стоит в собранном виде за диваном, который находится возле торшера.

Последние слова я услышала на бегу. Странный, однако, вопрос задала я математику по поводу местонахождения косметического аппарата. Ясное дело, что в этом доме он непременно должен был пребывать в непосредственной близости от произведений Апулея, Тацита и Гомера! Конечно, не в ванной же его держать, там живет автоматическое тестомесительное устройство.

В библиотеке

витал одуряющий аромат — в букете, который поместил в вазу Григорий, было несколько белых лилий. Я начала отчаянно чихать, моментально заломило виски. Вот моя подруга Катюша обожает вонючие растения, а у меня от них начинается сенная лихорадка. Надо поскорее отыскать нужный прибор и бежать отсюда. Я сделала пару шагов по направлению к дивану и наткнулась на странного вида темный столик. Он зашевелился.

— А-а-а! — заорала я.

— Не надо шуметь, — сказал столик и выпрямился.

— Григорий, что ты тут делаешь? — возмутилась я.

— А ты? — немедленно задал вопрос Селезнев.

— Пришла за аппаратом для распаривания кожи, он за диваном.

— А мне пришла в голову идея про синюю лампу, которой детям насморк лечат. Слышала про такую?

Я улыбнулась, припоминая:

— Да-да, такой рефлектор с синей лампой. Его подключают к розетке, ребенок подносит его к лицу, и приятное тепло нагревает нос. У нас тоже был такой, помогал лучше капель.

— Он где-то тут, — закряхтел Григорий, — под Новый год я его видел.

Я встала на колени и заглянула под диван и кресла. В конце концов сказала:

— Ничего. Нашла только пуговицу. Белую, от мужской сорочки.

— Это я ее потерял, пока ползал, — объяснил Григорий. — Давай сюда.

Сунув пуговицу в карман брюк, Селезнев ткнул пальцем в коричневый шар со шнуром.

— Ты за ним пришла?

— Тащи его на кухню, — обрадовалась я, — аппарат для чистки кожи лица намного лучше маломощной синей лампы.

Через четверть часа Павел, красный то ли от злости, то ли от воздействия желе-эмульсии, избавился от яичницы и уехал. Сидя и Мотя, прихватив бутылку с этикеткой «Московское экстра», убежали в кабинет. Я хотела предложить так и не позавтракавшему Григорию бутерброды с сыром, но тут зазвонил домашний телефон. Из трубки раздался женский голос:

— Позовите Павла.

— Его нет, — ответила я, пытаясь сообразить, где слышала это красиво окрашенное контральто с чуть хрипловатыми обертонами. — Простите, что передать Брыкину?

В ответ послышались гудки. Я опустила трубку старомодного аппарата на рычаг-рогульку и вдруг поняла — поговорить с Павлом хотела та самая шантажистка, которая по вечерам тайком приходит к нему за деньгами. Меня затрясло от возбуждения.

— Что-то случилось? — насторожился, глядя на меня, Селезнев.

А я с тоской посмотрела на допотопный телефон — никакого определителя в нем, естественно, нет.

— Что-то случилось? — повторил Селезнев.

— Нет, — через силу ответила я.

— Но вы переменились в лице.

— Душно очень, — сказала я, машинально отметив, что наш клиент вспомнил о вежливом «вы». — Плохо реагирую на жару.

— Моя жена Клара говорила, что все болезни от нервов, — изрек Селезнев.

— Наверное, она была права. Хотя я могу назвать еще кучу причин, провоцирующих недуги, от курения и банального обжорства до кривой генетики. Вы же давно знакомы с Павлом? — спросила я.