Шорох сухих листьев
Шрифт:
– Это не все, - сказал долго молчавший Платонов.
– Капуста! На зиму надо обязательно будет яблок намочить, что может быть лучше антоновки!
– И Казимира с тетей Люсей очень обрадовались, что так удачно повели разговор и он ничего не заметил.
Через несколько дней, когда Платонов стал потихоньку выползать на воздух и, собравшись с силами, отправился в первый раз поглядеть, что творится в школе, Казимира Войцеховна с тетей Люсей снова сидят за самоваром и ждут, ждут. Самовар шумел, шумел и замолчал.
Тетя Люся,
– Боже мой, ведь он же еще совсем молодой человек!
– Ну так что?
– Казимира недружелюбно замолкает, ей тоже что-то грустно, но она встряхивается и непреклонно объявляет: - Что-то хочется есть. Пожалуй, пока что можно будет съесть мою капусту!
– Она каждый день ест кислую капусту из гигиенических соображений, она "следит за собой" точно так же, как в те времена, когда она была гимнасткой и потом преподавала гимнастику в школе, где директором был Платонов.
Она подвигает к себе тарелку, навивает, как на вилы, небольшую охапку капусты на вилку, подозрительно нюхает, поднеся к носу, и убедившись, что пахнет старой кислятиной, самоотверженно отправляет лохматый стожок в рот. Жует она неукоснительно и добросовестно, сохраняя непреклонное выражение лица, как человек, не позволяющий себе уклоняться от выполнения долга, и заметно, что при этом получает удовольствие именно от того, что капуста невкусна и пахнет затхлым, а она вот ее ест! Вот вчера ела! И вот завтра будет есть!
– Если что-нибудь случится... ужасное... я не представляю себе, для чего же я тогда буду жить, ну для чего?
Сквозь капустный стог во рту Казимиры доносится невнятно:
– У вас есть племянница. А у меня нет никого.
– Что такое племянница?
– безнадежно вздыхает тетя Люся.
– Племен никаких теперь нету и что значит племянница? Свояченица?.. Когда я вижу написанное слово "свояченица", это мне почему-то напоминает "яичница", чепуха какая-то...
– Не знаю. Мне приятно было бы знать, что у меня где-то есть на свете племянница. Я бы могла к ней привязаться. Хотя не уверена.
Наконец обе вспоминают, что можно выйти погулять с собакой и таким образом встретить Платонова. Тетя Люся зовет собаку Мишей, а Казимира Мишкой, и тот, завалившийся было с горя спать в своей будке, с восторгом откликается лаем и первым вылетает за калитку.
Расплескивая лужи, подходит освещенный автобус. Платонова нет, и женщины до следующего автобуса, который будет только через десять минут, идут по обочине дороги к Набережному бульвару, взбираются на горку, откуда видна сверху речка, и стоят, провожая глазами цветные огоньки маленького пароходика, тянущего за собой низкую баржу с избушкой на корме, где дымит труба и в квадратном окошечке уютно светится за занавеской огонек. Тетя Люся с завистью думает о том, как хорошо бы в таком
Когда они неторопливо возвращаются обратно, у калитки, через дорогу от их дома, стоит соседка Майка, жена шофера Полухина. Скрестив руки на груди, вся сжавшись и сунув ладони под мышки, она ежится в легком платье от вечерней сырости и нетерпеливо вертит головой, осматриваясь по сторонам.
Первым из темноты выскакивает Мишка, и, узнав его, Майка, перепрыгивая лужи, бежит через дорогу:
– Где же вы все попропали? Окна темные, никого нет! Стучим, стучим! Николай Платоновича нету?
– Он в школе. А что случилось?
– Случилось ничего! Ему телеграмма!
– Майка оборачивается к своему дому и кричит: - Ле-еша! Давай сюда живей, пришли-и!
– И сейчас же слышен грохот каблуков скатывающегося по лестнице со второго этажа Леши, и он, вытирая рот, что-то дожевывая, выскакивает на крыльцо.
Увидев его, Майка всплескивает руками и начинает хохотать:
– Да чего ж ты прибежал, как дурачок, с пустыми руками. Телеграмму неси!
Леша молча поворачивается и, махая через две ступеньки, несется по лестнице вверх.
– Эта телеграмма из Москвы, а один раз, тоже я расписывалась за вас, была из Парижа, вот это интересно, да?
– говорит Майка.
– Да, ну и что же тут такого? И в Париже люди живут, - холодно замечает Казимира.
– Живут, да нам с вами телеграмм не шлют чего-то! И эта, наверное, сейчас тоже от Наташи.
– На основании чего вы так думаете?
– спрашивает Казимира ледяным голосом.
– На основании того, что Наташа была подругой сестренки моей Дуси. У нас во всем нашем семействе знают, какая есть Наташа. По-моему, наоборот, этому удивляться странно.
Снова загрохотав по ступенькам, Леша скатывается с лестницы и протягивает телеграмму Майке.
– Вот пожалуйста, - начинает Майка, но вдруг вприпрыжку бросается бежать через дорогу, разглядев Платонова у остановки автобуса. Майка проскакивает под самым носом тронувшейся машины и, когда Казимира с тетей Люсей, пропустив автобус, добираются до дома, Платонов уже кончает читать телеграмму при свете спички, которую держит Майка.
– Еще зажечь?
– спрашивает Майка.
– Прочитали? Ну что? Хорошая? Вы извините, нам бы только знать: хорошая или нет?
– Хорошая, - растерянно произносит Платонов.
– Конечно хорошая. Надо бы ехать...
– В Москву?
– Да. Только поздно, вечерний поезд уже ушел.
– Он смотрит на часы. Да, сейчас уходит, через полторы минуты.
– Николай Платонович, погодите, я Лешку спрошу. Он что-нибудь придумает. Ле-еш! Скорей, беги сюда.
Леша подходит и здоровается с Платоновым.
– Лешка, выручай, как хочешь, лопни-сдохни, а выручай. Надо к московскому поезду поспеть на Большую станцию. С нашей уже ушел последний.