Шоу в жанре триллера
Шрифт:
Он спустился в подвал, закрыл за собой люк, проверил дважды, что находится в безопасности. Отдышался. Мысли стали приходить в порядок. Он переволновался, но этого больше не будет…
Дохнуло сыростью и плесенью. Он прошел к детской, где должна быть новая жертва. Открыл решетку. И увидел маленькую девочку: она стояла на коленях и плакала. Увидев его, она закричала:
– Я хочу к маме и папе! Отпустите меня, пожалуйста!
Он не ответил, захлопнул дверь. Девочка продолжала ныть. Это всегда безумно раздражало его. Пусть кричит,
– Я хочу к маме и папе! Прошу вас!
Потом все стихло, и через несколько мгновений тихий голос ребенка произнес:
– Не убивайте меня, пожалуйста, как других. Отпустите меня домой, я ничего не расскажу. Обещаю, я никому не скажу…
Ему не нравилось, что девчонка оказалась такой смышленой. Она знает, что должна погибнуть, другие тоже знали, но гнали эту мысль. Эта может сопротивляться… Ничего, шестилетняя малышка с ним не справится.
Он поднялся наверх, замаскировал вход в подвал, прошел в дом. Можно отдохнуть. Ночь была полна страха, но теперь все позади.
Старый бомж со спутанной седой бородой вышел из камышей. Его так и трясло. Он только что видел самого дьявола. Он всегда знал, что нечистый бродит среди людей, и вот он убедился в этом воочию. Сатана копошился около берега, оглядываясь на заросли, в которых притаился бомж. У него были красные светящиеся глаза… Сатана знал, что за ним наблюдают, но не мог ничего сделать. Он был в человеческом обличье, поэтому вся его сила осталась в аду. Под землей, там, где он черпает силы.
Старик подошел к речке. Что же делал нечистый около воды? Наверное, совершил очередное злодеяние и мыл свои когтистые лапы. Бомж заметил что-то белесое в воде. Дул легкий ветер, по речке бежала темная рябь.
Он пригляделся, затем отшатнулся и вскрикнул. Там был ребенок. Мертвая девочка. Она качалась на волнах, раскинув руки и уставившись глазами в черное небо, которое походило на пасть страшилища.
Сатана был здесь! Он убил ребенка!
– Он убил ее, – прошептал бомж, пытаясь повернуться. Ноги его увязли в мягкой глине, он поскользнулся, поехал вниз. Напрасно он цеплялся руками за чахлые пучки травы. Он оказался у самой воды, ощутил ее холод.
Тело было там. В двух шагах…
Бомж закричал, сначала неуверенно, а потом все громче и громче. На четвереньках выполз из низины и побежал. Он боялся, страх сковал его сердце. Сам сатана был здесь!
– Изыди, нечистый! – вопил старик и бежал вдоль шоссе.
Прозрачные щупальца рассвета проникали через окна в особняк. С того момента, как Михасевич позвонил полковнику Пороху и заявил тому о пропаже Насти, прошло около четырех часов. Казалось, что на самом деле прошли месяцы, может быть, годы. Понятовскую насильно уложили в постель, так как с ней случилась истерика. Михасевич держался уже не так нервно, он стал более собранным, скорее всего, из-за того, что до сих пор не мог поверить в реальность
Я поняла, что в ближайшие дни, точнее, пока не будет найдена девочка, мне нельзя уезжать. Вряд ли я чем-то смогу помочь, но не оставлять же Марка и его Юлианочку один на один со страшной трагедией. Режиссер уже успел поговорить со мной по этому поводу.
Он позвал меня в зимний сад. Я отметила, что Марк закурил, хотя до этого и не подозревала, что он курит. Помнится, когда-то он громогласно произносил проклятия в адрес «курилок, у которых вместо башки – сигарета». Марк следил за своим здоровьем и гордился тем, что в свои пятьдесят с хвостиком у него ни единой болячки.
Михасевич, заметив мой проницательный взгляд, невесело усмехнулся и произнес, указывая на сигарету:
– Последний раз я курил двадцать семь лет назад, потом решил, что напрасно гублю себя. А сейчас мне на все наплевать, Фима…
Мне было жаль Марка, но я знала: для него жалость – самое ужасное из чувств. Михасевич никогда не позволит, чтобы кто-то выражал ему сочувствие и тем более сострадание!
Марк жадно затянулся и добавил:
– Мы должны найти ее. Порох будет искать, я буду искать, все будут искать Настю, ты тоже. Чем больше людей, тем лучше. Она должна вернуться домой. Ты понимаешь?
Я кивнула, предпочитая не говорить. Словами здесь не поможешь.
– Эх, Фима, Фима, кто бы мог подумать, что все так обернется, – сказал растерянно Марк. – Эта сволочь… Он же не требует денег, ему не нужен выкуп, он похищает детей, чтобы… убить. А я готов отдать все, что у меня есть. Этот дом, квартиру в Экаресте, все Юлианины побрякушки. Лишь бы дочь была цела и невредима. Мне нужна моя Настя! Как ты думаешь, – обратился он ко мне, – она еще жива?
В голосе режиссера слышался страх. Я вздохнула.
Я прекрасно понимала, что Марк имеет в виду. Об этом никто не говорил вслух, но все знали – версия могла быть только одна. Настя стала жертвой маньяка, который похищает девочек, а затем душит их.
– Я не знаю, – честно ответила я. – Нужно надеяться на лучшее, Марк. По-другому нельзя. Полковник Порох знает свое дело, он сделает все, что в его силах…
– Он их убивает, – словно не слушая меня, произнес Михасевич. – Но не сразу. Кажется, через какой-то период. Дней через восемь-десять. Ее нужно найти, ты это понимаешь? Она нужна мне! Нужна!
Лицо режиссера посерело, под глазами залегли черные круги. Он выглядел гораздо старше своих лет, и эта перемена произошла в считаные часы.
Казалось, что и тропическое великолепие зимнего сада утратило жизнь. Одна из лиан пожухла и завяла, огромные цветы сморщились и стали опадать. Неужели в жизни все так?
В дверь постучали, появился администратор Михасевича:
– Марк Казимирович…
Тот, не слушая, сорвался с места и, отшвырнув окурок в мраморный фонтанчик, прошел в холл. Взял трубку телефона, выслушал, что ему говорили.