Шпага, честь и любовь

Минский Анатолий

А главное — так и не найдена переписка. Уничтожена? Столь мощные по разрушительной силе документы не сжигают. С большой степенью вероятности можно предположить, что они у мерзавки, растворившейся одновременно с Алексом. И направление, в котором парочка отправилась, угадать не трудно — с арестом Евы был снят надзор за отбывающими в Ламбрию судами… Дьявольское отродье!

— Гневаетесь, синьора? — осторожно осведомился Байон, когда за окнами кареты показались пригороды Нирайна.

Ей захотелось ударить герцогского гвардейца. Да, предан. Да, не знает

сомнений. Но слишком прямолинеен, до глупости. И чересчур влюблён в нее. Если бы не воспитание высокородного, наверно, изошёлся бы слюной. Пусть Алекс когда-нибудь заколет Байона на дуэли, она не будет переживать.

Эльза не удостоила его ответом, чтобы не выдать раздражение. Однако выплеснула гнев на портовых чиновников, в том числе оплачиваемых герцогом. Как будто они обязаны были седьмым чувством угадать, что безвестная чета Линдросов, единственная подходящая под описание Алекса и Ианы, вызовет интерес Мейкдонов до такой степени, что пассажиров нельзя допустить на «Ламбрийскую звезду».

Герцогиня бушевала, соревнуясь со штормом, который в океане несколько сбавил свою ярость. Иане и Алексу это не принесло облегчения. Наоборот, из одной переделки они попали в другую, возможно даже — худшую. Подобравший их корабль был ламбрийским рейдером. Пребывание на борту превратилось в каторгу.

— Благородные икарийские теи! — глумливо произнёс морской офицер, разглядывая двух мокрых пленников, один из которых повалился на палубу без сил, а женщина опустилась на колено. — Известно ли вам, что полагается делать с тейскими шпионами? Повесить и любоваться, как вы своей богопротивной способностью пытаетесь приподняться, ослабляя давление петли, тем самым продлевая мучения!

— Мы простые…

— Не надо врать и волноваться. Для развлечения дождёмся хорошей погоды, заодно твой дружок — муж или любовник, кем он тебе приходится, — чуть придёт в себя, а то будет висеть как окорок, — моряк презрительно сплюнул. — Или проще сразу за борт?

— Мы не теи! — взмолилась Иана, изо всех надеясь, что горделивый Алекс не попытается возразить. — Мы собрались в Ламбрию начать новую жизнь.

— Ищи дураков в другом месте, крошка. Обыскать!

Кошель с золотыми, вручённый Гораном при расставании на икарийском берегу, вызвал у военных прилив энтузиазма.

— Не шпионы, дьявольские выкормыши? Откуда столько золота?

— Дом продали, господин офицер. Смилуйтесь. Больше ничего не осталось, утонуло вместе с судном.

— Каким?

— «Ламбрийская звезда». Вы больше не находили выживших?

— Нет… — офицер на минуту призадумался. — Совсем интересно получается. Гибнет ламбрийское судно, выжили, двое икарийских подданных. Двое — в восьмиместной шлюпке!

— Всевышний смилостивился…

— Ну да. А не вернее ли другое предположение — вы заранее принесли бомбу на борт вместе с вещами?

— Что вы, господин офицер. «Звезда» столкнулась с другим судном.

— Каким?

— Откуда же я знаю! Кажется, немного меньшим.

— Сказки. Карл!

— Слушаю, капитан.

— В кубрик обоих. Следить

в оба! Они наверняка — шпионы.

— Женщина на корабле, капитан.

— Приметы боишься или попользоваться хочешь? Вроде же ты не по тем делам, боцман.

— Ваше благородие верно осведомлено. Но другие моряки — иное дело, месяц в порту не были.

— Дело ваше. Но ты за них отвечаешь, Карл. Чтобы к приходу на базу оба были живые и способные к разговору с разведкой.

— Врача бы моему мужу, — заявила Иана.

— Нет у нас врачей, — отмахнулся боцман. — Йохан посмотрит. Тащи вниз своего задохлика.

Моряки помогли. Благородный тей свалился на нижнюю палубу бесчувственным мешком.

— Горячка, — поставил непонятный диагноз толстяк Йохан, брезгливо сплюнув через прореху между зубами. — Бывает после переохлаждения. Разожмите зубы и влейте ему в пасть стакан рома. Оклемается или сдохнет.

В низком матросском кубрике под баком царил смрад, по сравнению с которым рыбацкая хижина имела право называться благовонной. Алекса без особого почтения швырнули на подвесную брезентовую койку. Вливание рома после разжимания зубов складным ножом морячки восприняли как развлечение и дружно заржали, когда тот закашлялся.

— Худая ты, — оценивающе заявил один из ламбрийских вояк, хлопнув Иану по маленькому заду. — Точно как благородная. Или простых там не кормят?

— Мы жили не богато… Убери руки!

Она с трудом оттолкнула ухажёра, с ужасом понимая, что сейчас лишь начало. Потерять девственность среди грубых, вонючих мужланов… Одна только тень мысли о насилии невыносима. Но и это — не самое страшное. Когда первый же «любовничек» почувствует, что Иане впервой, вдребезги разлетится легенда о супружеской паре. Да и не случается у симпатичных простолюдинок до девятнадцати в девках пробегать, благородные синьоры и сынки богатых папаш быстро исправляют упущение. Только дворянская честь принуждает беречь честь девичью до свадебных колоколов.

— Отойди от неё, червивый боров, — слабым, но вполне ясным голосом заявил вдруг Алекс. — Или сначала выкини меня за борт. В противном случае я найду и убью тебя. И всех в этом корыте. И падёт кара Всевышнего на ваши головы!

Иана оторопела. Едва жив, а разговаривает так…

По меньшей мере, обитатели кубрика должны были объяснить пленнику, кто здесь хозяин. Но они тоже впали в замешательство. Благородная кровь и сознание правоты влили столько убедительности в голос Алекса, что даже толстяк отпрянул.

— Пока я жив, дорогая супруга, они не посмеют тебя обесчестить. Или поплатятся…

Он откинулся на койку — усилие, чтобы поднять голову, отняло остатки медленно пребывающих сил.

Иана обхватила Алекса за щёки и звучно поцеловала в лоб.

— Не двигайся, милый. Тебе вредно.

Боцман Карл, не питающий похотливого желания ни в отношении единственной женщины, ни тощего измождённого мужика, рявкнул на свободных от вахты:

— А ну, держите штаны застёгнутыми! Проклятых теев приказано доставить живыми и целыми.