Шпион по найму
Шрифт:
Я набрал номер Марины и протянул трубку Проке.
— Если ответит мужчина, попроси мадам.
— Женщина, — сообщил Прока.
— Я догадалась, что это твой звонок, — сказала она.
Я попытался представить её в чем-нибудь домашнем. Пеньюар, который просвечивает, и наша дочь, рыжая в нее, скоро заснет. И под кожей дочери, скользкой и прохладной, как у её матери, словно мрамор, течет кровь как моя. А Мурка и котятки трутся о мои домашние туфли. Я бы завел такие, как у синдийского Йоозеппа Лагны, вроде шерстяных чулок с кожаными подошвами.
— Спасибо
— Ты многое ухитрился за эти дни загубить, — сказала она. — А про явку и Тармо забудь. Их нет. Там ничего больше нет. Один кавказский труп…
— До связи, — сказал я Марине.
«Раймон Вэйл» показывали полночь. Минуло три часа.
Дечибалу Проке досталась тяжелая работа. Сшивать по живому рану на посиневшей ляжке, приклеивать скотчем тампон и марлю. Я жевал угол подушки. Воспаленные кромки раны приходилось захватывать иголкой подальше, иначе плоть моя рвалась, и нитка уходила в воздух. Шов получился в четыре сантиметра. С запасом. Для пробы мы прошлись на пару по спальне. Прока обнимал меня за талию и подпирал плечом. Перемещение удавалось.
Затем мы провели инвентаризацию. Имелись в наличии: машина «БМВ», сотовый телефон, шесть тысяч эстонских крон, отобранный у Ге-Пе «ЗИГ-Зауэр пе-двести-тридцать» с полной обоймой, пистолет «Лахти-35» с четырьмя патронами у Проки, а также его комната в коммуналке в районе Иманта. Комнату он посетил на нашем пути в студию Тармо. Я ждал в «БМВ».
Когда Прока вернулся, инвентарный список пополнился морским биноклем ночного видения. Я получил морской офицерский темно-синий плащ с меховой подбивкой, шерстяные шаровары со стегаными наколенниками, фланелевую толстую рубашку и вязаный жилет. Свалявшуюся доху, грязную и замызганную, а также изодранные вельветовые брюки я выбросил. Кепку с фетровыми наушниками оставил. Замены ей пока не находилось.
Желтоватый фонарь, закутанный словно в марлю туманом, слабенько мерцал над входом в школьный подвал, когда мы подъехали к студии Тармо. Часы в «БМВ» показывали четверть второго ночи. Я выдал Проке фонарик с узким лучиком и наказал с тщанием осмотреться перед дверью — есть ли следы, кроме наших? Если нет, входить со всей осторожностью. На шорох стрелять и возвращаться бегом. Я — за рулем, двигатель работает.
Расчет был прост. Получив сообщение о моем захвате в «Паласе» и засаде в школьном подвале от водителя «Мерседеса», Чико отправит его назад с приказом как действовать дальше. И не раньше наступления ночи. Тургенев осторожен, рисковать лишними дневными передвижениями не станет. Этот посыльный — ниточка к Чико, если я не опоздал. Я надеялся, что все же нет. Марина, эвакуировавшая Тармо, сказала, что тело кавказца осталось в студии. Если человек или люди Чико приезжали, трупа нет.
— Все тихо, — сказал вернувшийся Прока.
— Тело на месте?
— Валяется.
Мы отъехали сотню метров в глубь просторного
И проспал, иногда пробуждаясь из-за боли, до рассвета. Потом ещё три часа. Никто не явился. Чико Тургенев ушел по открывшемуся морскому коридору и двое его людей, как и я, потеряли для него практическое значение.
Я набрал на радиотелефоне номер музыкальной лавки «Велле».
— Все по старому, — сказал Ефим. Он не спросил, где я нахожусь или как себя чувствую.
Глава семнадцатая
Морской бой
Прока перебрался на заднее сиденье. Дремал, накрывшись курткой. Моя вахта началась в десять. Часы на панели приборов показывали четверть одиннадцатого утра.
Прямоугольник зеркала заднего вида «БМВ» отражал фиолетовый колобок с грибом-поганкой в середине и двумя насосавшимися пиявками понизу. Мое лицо. Хорошо уж и то, что разлеплялся пальцами левый глаз. Оба теперь смотрели. Подправив зеркало, я принялся изучать мочку уха…
И — словно набросили на лобовое стекло черно-красное покрывало. Из подвала Тармо вырвался жирный дым вперемежку с пламенем. Переворачиваясь, отскакивая от земли, пролетели дверь, навес-крыша над входом, какие-то ошметки. Встала на дыбы и опустилась, раскорячив колеса, малолитражка, припаркованная в школьном дворе.
Грохот пробудил Проку.
— Наглядный урок экономии и расчетливости, — сказал я, запуская двигатель.
Под сыпавшимися осколками оконных стекол и балконной рухляди я осторожно вырулил со двора задним ходом в сторону знакомой выбоины в асфальте за углом, чтобы развернуться и убраться подальше. Куда — пока не знал.
— Ого! — воскликнул Прока. — Ничего себе экономия!
— Дечибал Прока, — сказал я. — Бомбу оставили бывшие съемщики. Уходя, они не только погасили свет, но и включили таймер. Горят пленки, диваны, снимки, реактивы, бумаги, одежда, бар со спиртным и — что еще?
— Труп, — сказал Прока.
— Верно. Но кости горячего копчения останутся. И, хотя нет ничего подозрительней мертвеца без рук, ног и головы, а в нашем случае вообще без мяса, скелет припишут пользователю подвала. Живой, таким образом, станет мертвым… У тебя не возникало желания забыть имя, похоронить прошлое и придумать себе другую судьбу?
— На флоте, когда на берег хотелось… Может, пересядем теперь? Давайте я поведу, Василий Николаевич…
— Доеду до того квартала, там… Мясо от скелета получит другое имя, соответствующий паспорт и сможет выбрать себе — что?
— Место жительства?
— Страну рождения тоже… Главное же, сохранен агент, который отныне становится рабом того, кто дал ему новую ипостась.
Марина проявила расчетливость и практичность. В стиле Бассейна напор, наглость, непредсказуемость. Удивительно, что она вяловато ещё использует бахметьевское дело. Пока только эпизодические явления соколиков с белесыми бакенбардами из-за моей спины… Это странно.