Шпионские игры
Шрифт:
Оставив их с Искандаровым, я подошел к женщине. Опустился рядом с ней.
Сидевшая в углу, у холодных стен, она спрятала лицо в ладони и безутешно плакала. Когда я коснулся ее плеча, женщина испуганно вздрогнула. Отвернулась, прижалась к стене.
— Я не причиню вам вреда, — сказал я, не надеясь, впрочем, что меня поймут.
Так, я хотел лишь привлечь ее внимание. Однако женщина не отреагировала.
Тогда я нащупал шнурок кулончика, что отдала мне Тахмира. Снял его, а потом проговорил:
— Тахмира.
Женщина
— Тахмира, — повторил я, показывая ей деревянную коровку на шнурке.
Жензина округлила глаза. Настоящее изумление поселилось в ее взгляде. Казалось, она просто впала в ступор. Внезапно взгляд ее наполнился неподдельной злобой. Черты ее лица ожесточились, и она яростно принялась на меня кричать. Ругать меня непонятными уху русского человека словами.
— Что она говорит? — Обернулся я к удивленным Наливкину и Искандарову.
Капитан промолчал.
Зато заговорил Искандаров:
— Она говорит, что вы убили ее сына.
— Сын? — Нахмурился я.
— Селихов, что все это значит? — Крикнул Наливкин, — что ты вытворяешь? Нам нужно как можно скорее уходить!
— Сына… — Проигнорировав капитана, повторил я.
— Аллаху Акбар, — прозвучал тихий, наполненный болью голос за спиной у Искандарова и Наливкина.
Я обернулся. Они тоже.
В дверном проеме клетки стоял… душман.
Судя по худобе и комплекции, это был совсем юноша. Одетый в окровавленную рубаху, он был серьезно ранен. Скорее всего, смертельно. А еще держал в руках две гранаты Ф-1.
— Ясир! — Выкрикнула вдруг женщина.
Глава 3
В темнице все застыли, ожидая, что же будет дальше.
Мальчишка прижал взведенные гранаты к раненой груди и тяжело, хрипло дышал.
Наливкин, поддерживая Искандарова, внимательно следил за каждым движением душманенка.
Заросший афганец взирал на него с абсолютной безразличностью. Кажется, ему было совершенно все равно, взорвутся ли эти гранаты, или нет.
Женщина уставилась на мальчишку одуревшими глазами.
«Значит, он остался жив» — подумал я, прикинув два и два.
Значит, этот раненый парень, который все же выжил после штурма подвала, и был тем самым братом Тахмиры. Тем самым, который, как мы думали, погиб вместе со своим отцом. В действительности он ушел к душманам.
Я мог предположить, как было дело.
Не сразу, но я узнал в нем того самого парня, которого видел на мосту, когда мы передавали его отцу бычка. Уже тогда во взгляде этого человека читалась неприязнь к шурави.
По всей видимости, он понял, что его семья приютила шурави и, либо после этого ушел к душманам, либо к тому моменту уже был одним из них. Тогда банда пришла в кишлак мстить раненному Искандарову, за то, что он советский
Уж чего не мог знать Ясир, так это того, что под горячую руку бандитов попадут его сестра и мать. А дальше, мальчишка стал жертвой обстоятельств, и просто не хотел, а может быть, и не мог ничего предпринять.
Впрочем, возможно, он считал и свою семью предателями, которые помогли шурави.
Сейчас от отношения мальчишки к его матери, к сестренке Тахмире, по сути, зависела наша жизнь. Решиться ли он убить и свою мать вместе с нами?
В следующее мгновение мальчишка что-то сказал.
Услышав эти слова, его мать вдруг завыла навзрыд. Потом схватилась за голову, принялась раскачиваться из стороны в сторону и выть так, словно ее подвергали нестерпимым пыткам.
Я поднялся от женщины. Глянул в глаза мальчишке.
На лице его застыло страдальческое выражение. Он едва стоял на ногах. Когда покачнулся и оперся плечом о косяк дверного проема клетки, Наливкин аж вздрогнул.
Гранат из рук парень так и не выпустил. Он прижал их к груди. На белой рубахе мальчишки, приобретшей немного желтоватый оттенок в свете лучины, от груди до паха росло огромное кровавое пятно.
— Без паники, — проговорил Наливкин, — спокойно…
Потом он сделал шаг к мальчику и что-то сказал.
Парень, занервничав, дернулся. Хрипловато, но решительно проговорил капитану что-то в ответ.
— Он не отдаст гранат, — констатировал Искандаров, висевший на плече Наливкина. — Он желает попрощаться с матерью перед смертью.
— Он медлит, — я выступил вперед, — потому, что не хочет умирать.
Я показал мальчишке кулончик.
— Видишь это? — Сказал я.
Парень, тяжело дыша, поднял на меня полуприкрытые глаза. Что-то пробормотал.
— Что он сказал, товарищ капитан? — Спросил я.
— Сказал, что не станет говорить с тобой, — кисловато ответил Наливкин.
Внезапно на лестнице зазвучали шаги. В коридор спустился Маслов.
— Товарищ капитан, Аисты добивают защитников. Сейчас они…
Лейтенант замер на месте, при виде всей этой картины. Потом поднял автомат.
— Нет, стой! — Крикнул я, вскинув руку, — у него гранаты! Убьешь его, и мы все погибнем!
Ефим Маслов злобно выматерился, но оружия не опустил.
Наливкин примирительным тоном что-то сказал парню. Тот уставился на капитана, и, повременив от слабости, покачал головой. Потом и вовсе осел на пол, не выпуская гранат.
— Если он умрет, мы взлетим на воздух, — констатировал Наливкин. — Нужно…
Он осекся, когда я шагнул к парню. Я видел, что душманенок до последнего цеплялся за жизнь. Что боялся отпустить предохранительные скобы гранат и отправиться к своему Аллаху. Слишком боялся. Не так это просто — расстаться с жизнью. Далеко не так, как многим кажется.