ШРАМ: ОБРЕТЕНИЕ АДА
Шрифт:
— Кто такой? Руки вверх. Назовись.
— Иван. Тайгой кличут. Волк у вас тут, рядом? За меня может сказать.
— Да, — ответил голос, потом электронный писк, неразборчивое бормотанье, очевидно, в рацию, и разрешение — Проходи!
Иван миновал сторожа, парня лет двадцати пяти, еще недавно держащего его под прицелом пистолета «ТТ», и прошел в лагерь. Тайга смело считался ветераном, и его прозвище было знакомо среди многих бродяг. Новички, судя по всему, тоже слышали об Иване, и потому охранник смело пропустил Тайгу в поселок,
Возле костра его встретил Волк, «старшина» лагеря, высокий, угрюмый ветеран с исчерченными шрамами лицом и густыми темными волосами с такой проседью, что они казались посыпанными солью. Волк молча протянул руку, и Иван пожал твердую, как доска ладонь.
— Поздорову, бродяга, — негромко сказал «старшина», — Давно тебя не видел. Как занесло к нам?
— Со свалки иду. Странные дела там творятся ночью. Напарника вот там оставил в итоге.
Волк удивленно поднял бровь.
Тайга вкратце рассказал, и с каждой его фразой «старшина» мрачнел все больше и больше. Потом достал пачку папирос, закурил, глубоко затягиваясь.
— Надо же… Вот как. А я думал, врут малолетки. Месяц назад один рассказывал, как за ним «москвич» гонялся, так я, балбес, не поверил, посоветовал травы меньше курить.
— А этот парень тут? — спросил Иван, — Пообщаться бы с ним.
— Нет, — мотнул Волк головой. — Позавчера в «лифт» влетел. Царствие ему всякое-разное.
— Мда. Печально. Со мной Чалдон был, вот ночью куда-то и пропал, мы от экскаватора в разные стороны рванули.
— Чалдон? Не слышал про такого. Новичок?
— Да нет, вроде. Алкаш просто запойный.
— Ладно тогда, земля здешняя ему пухом.
Волк досмолил папиросу, поправил висящий за плечом автомат.
— К барыге пойдешь?
— К нему. Товар продать да разжиться кое-чем.
— Удачи… — Волк отвернулся и не спеша зашагал к костру, у которого сидели несколько новичков. Тайга из темноты несколько минут понаблюдал за «пополнением», приглядываясь к лицам, и они автоматически откладывались в памяти. Скорее всего, все или почти все из этих мужиков и парней погибнут в ближайшие несколько недель. А если кто выживет — что ж, по крайней мере, Иван уже будет знать, где и при каких обстоятельствах он его встречал.
Впрочем, мало кто из «молодежи» обращал внимание на широкоплечего, угрюмого вида, заросшего почти превратившейся в бороду щетиной мужика, шагавшего по центральной улице поселка. Все были заняты решением или обсуждением сугубо своих, гораздо более насущных проблем и вопросов, чтобы глазеть по сторонам.
Но к Сидоровичу Тайга сразу не попал. Возле забранного решеткой окна уже стоял какой-то неопрятного вида бродяга и беседовал с торговцем. Услышав шаги за спиной, незнакомец обернулся, вперился взглядом в Ивана, несколько секунд пристально изучал его, а потом проговорил:
— Человече, будь так добр, ненадолго покинь нас.
Будь нынче другие обстоятельства, не боли
— А ты мне кто тут такой, чтобы указывать?
Лицо незнакомца нехорошо ощерилось, но он также вежливо, еще более мягким, крайне дружелюбным голосом повторил просьбу:
— Будь добр, выйди.
— Да пошел ты, козел, — буркнул Иван, идя вперед и намереваясь плечом оттереть нахала.
— Цыц! — рявкнул вдруг Сидорович и бахнул открытой ладонью по своему столу, даже приподнявшись с кресла, — Унялись оба! Собачиться наверх идите. Клык, ты чего борзеешь? Что тут за тайны мадридского двора? Сказал же — нет у меня ничего. Все, что было, дал. Вот и иди отсюда!
Отталкивающее, с немного отвисшей нижней губой, как у бомжа-пропойцы, сивое лицо Клыка исказила усмешка-оскал, отчего показался один из верхних резцов, длинный, желтый, видимо, давший человеку его прозвище.
— Ну спасибо, люди добрые. Уважили. Век не забуду…
Его вежливые, без малейшего оттенка злобы слова как нельзя больше контрастировали с самой ситуацией и внешним обликом говорящего. Позже Иван Тайга часто укорял себя: дурак, балбес, ну зачем связался, как малолетка тупоумный? Все в Клыке говорило само за себя, вернее кричало, что далеко не так прост обладатель потрепанного кожаного плаща и неприятной физиономии. Хотя бы глубоко утопленные в череп глаза под тяжелыми козырьками густых бровей — умные, предельно внимательные, остро-холодные, словом, глаза чрезвычайно опасного человека.
Но нет! Разум Тайги был затоплен охватившим его граничащим с яростью раздражением, Иван резко отпихнул Клыка плечом и подошел к решетке Сидоровича, снимая рюкзак. Стрелять и вообще буянить в этом бункере никто не будет — каждый бродяга соблюдал железную субординацию, если не хотел стать тут и вообще во многих местах персоной нон грата. Так и есть. За спиной прошелестели шаги, негромко хлопнула дверь. Казалось бы, Клыку, оскорбленному и выставленному вон, полагалось на прощание хотя бы шарахнуть металлической плитой о косяк так, чтобы пыль посыпалась. Однако нет! Странная, ненормальная вежливость уже начинала пугать.
У Сидоровича Тайга не задержался. Быстро продал ему свои не очень богатые находки, купил консервов, патронов, пару бутылок водки, послушал новости и сам вкратце рассказал про увиденное на Свалке, поведал о пропаже Чалдона, на что торговец сочувственно покачал головой и вздохнул, наскоро что-то записав в засаленный блокнотик. Но Иван, уже тертый калач, уже заранее знал: Сидоровичу на судьбу разгильдяя-пропойцы плевать с высокой колокольни.
— А что за фрукт этот Клык? — поинтересовался Тайга напоследок.