Штабс-ротмистр
Шрифт:
Сказанное наверняка расходилось с планами агента Святой Церкви, тот согласился нехотя.
Полковнику доложил правду: в отряд стремился проходимец, естественно — изгнанный, а следующая встреча для Виктора Сергеевича стала куда более приятной. Во дворик усадьбы вышла княжна. Взглянув на неё, тотчас понял: барышне пришлось трудиться всю ночь до утра и начало дня. Хуже, нежели в Деревянске.
— Анастасия… Знаю, что не имеете права сказать. Но по вас вижу — всё складывается плохо.
Она устало поправила непокорную тёмную прядь, убирая её со лба —
— Нет уж большого секрета. Через час или два будет в газетах. А батальону полковник Митин сообщит.
Граф шагнул ближе.
— Обещайте хотя бы, что не летите с нами.
— Какое там! Отец уже направляется к пробою. Собрал дюжину сильных Одарённых — из вассалов семьи, троих нанял. Я нужна, потому что не доверяет больше никому.
— Коль там тяжело и опасно — будут потери. Стало быть, к бою с Монморанси ослабнем? Здесь только что ошивался Пантелеев, даже он в курсе, что твой отец готовит войну в Монтеррее. Монах уверен, что боярин тоже осведомлён.
— Пробой заставит изменить планы, но подробностей я не знаю, — княжна слабо улыбнулась. — Всё в руце Божьей. И, надеюсь, к нам он будет лучше благоволить, чем к антихристу Монморанси. Что касательно опасности, то рядом с вами и с отцом мне не слишком боязно.
Это было приятно слышать… И в то же время сердце ёкнуло от неприятного предчувствия.
х х х
Нет, наверно, на Земле более мерзкого зрелища, чем спаривание рептилий из Тартара, сладострастный танец скользких огромных ящериц с рогами, клыками, раздвоенным языком и капающей из пасти ядовитой слюной.
Пьер, заставивший профессора Ковальского смотреть на любовный танец своих фаворитов, похоже, сам испытывал возбуждение и намеревался срочно искать девушку, чтоб утолить свою похоть.
Пан Бженчишчикевич из последних сил старался не отводить взор от творящегося за толстыми прутьями ограждения и не закрывать глаза. К тому же знал: самка чудовища отложит несколько десятков яиц, четверть или треть из которых превратится со временем во взрослых особей, столь же отвратительных, как и предки.
— У Эсмеральды и её друзей есть несомненное преимущество, — сообщил Пьер Монморанси. — Они исключительно сухопутны, глубокой воды избегают. Даже ручей по щиколотку для них — преграда.
— Хорошо, что вы не ограничили их территорию одними только ручьями, — поблагодарил поляк.
— Эти — да… Но должен сказать, наш связист на дежурстве уловил паническое сообщение коллеги, плывшего на парусно-паровом судне в Мексиканском заливе, четыре или пять сотен вёрст отсюда. Безадресное, всем-всем-всем. Представляете? На палубу парохода, прямо через борт, полезли животные, уж слишком похожие на красавцев из Тартара. На Земле, в том числе на море, ничего подобного не встречали.
— Может всё же…
— Нет! — отчеканил Пьер. — Вы же читали в утренних газетах об очередном пробое, у побережья
— А также распространяются дальше. Киты, крупные рыбы и неосторожно попавшие в воду люди…
— Пополнят их рацион. Да, дорогой Гжегож. Ситуация печальная. И одновременно обнадёживающая. В наших противоречиях с русскими семье Монморанси выпал новый козырь. Их маги не справятся с поиском и истреблением морских демонов. А вот техника ординаров из вашего мира — вполне. Рептилии не будут нырять глубоко, им требуется температура среды не ниже двадцати градусов. Если мы сумеем построить подводные аппараты, какие описаны в читанных вами книгах, установить на них сонары и вооружение, способное стрелять на глубине хотя бы в двадцать саженей, мы справимся. Без русских! Значит, сможем диктовать им условия.
— Они согласятся? Опыт моего мира гласит: нет более несговорчивого народа, — вздохнул поляк. — Они отступаются, только ослабленные внутренними раздорами. Как после развала Советского Союза в 1991 году.
— Вот и поможем с раздорами! Я же говорил: чем больше им потребуется внимания к внутренним проблемам, тем меньше будут совать нос в наши дела, — боярич помедлил, прикидывая, как сказать следующее. — Должен сообщить две неприятных новости.
— Три! Об инопланетных морских крокодилах была тоже не слишком радостная.
— Вот он, истинный учёный, не пропускает ни одной детали, — Монморанси легонько хлопнул поляка по плечу. — Вторая нехорошая новость о том, что некоторые партнёры отца слишком радужно восприняли известие о скором выпуске автомата М16. Разговоры, что вскоре распространится мощное ординарное оружие, и мы при желании задавим русских хотя бы численным превосходством, завладевает умами.
— Поскольку у Торжка много союзников, это — мировая война! Выходит, я её принёс из своего мира. Как смертельную заразу…
— Не расстраивайтесь так. С гегемонией России рано или поздно пришлось бы решать. Но мы с отцом беседовали — он не желает большой войны, потому что при большой войне будет плохой бизнес. Я уже говорил: мы должны поставить русских на место. Прогонять их насовсем — не вижу смысла.
Утешение не подействовало. У пана Гжегожа затряслись губы. Он чувствовал себя ещё более потерянным, чем в первые дни нахождения в Шотландии. В какой-то мере его понимал О’Нил, такой же учёный-затворник. Но приват-доцентом поужинала тартарская тварь. Пьер Монморанси не вызывал симпатии. По иронии судьбы поляк позволял ковыряться в своей памяти человеку, которому не доверял!