Штатский
Шрифт:
— Алексей, Василий — я страхую, на вас контроль противника. Про обязательное достреливание врагов инструктаж уже был. Нюни пацанов про раненых, которых запрещает добивать Венская конвенция были жестко пресечены тогда. Мы не армия, на нас её положения не распространяются. Так что, ежели ОНИ тебя поймают — никакой пощады к тебе. Соответственно к ним то же обращение. А, еще момент, Германия нам не объявляла войну, так что они вообще вне всякого конвенционного поля' — пояснил Парамонов. И белорус на стал выяснять, что это за поле такое.
— Александр, можа побережём патроны-то! А то на всех не напасёшься. И
— Что, не хочешь добивать?
— Да мы их сейчас штыками, по старинке, как навоз! — Повеселевший голос Василия звенел над водой.
— Так нет у нас штыков, мы их не брали тогда.
— Это ты не брал, а я парочку заныкал на всяк случай. Чем не тот самый случай? А то вам городским только дай волю, вы всё выкинете, что сейчас не потребовалось.
— Ладно, примыкайте штыки. Только пальцы не пожгите, стволы горячие. И надеваться по горячему стволу будет труднее, учитывай это.
— Ничего, справимся.
И двое крестьян пошли в воду, сняв сапоги, доставшиеся им от убитых красноармейцев, и закатав штанины. Со своими винтовками, нацеленными в воду, в гражданских обтрёпанных пиджаках сейчас они были похожи на рыбаков, бьющих рыбу острогами. Каких-нибудь горбуш. Парамонов внимательно смотрел за процессом, готовый поддержать огнем товарищей при первой необходимости. Но нет, если и были раненые, то они не трепыхались, а с готовностью отдавали душу богу, если богу нужны их души.
— Мужики, все десять нашлись?
— Все! Одного чуть подальше утащило, и этот вон почти до нашего берега дополз, которого ты напоследок упокоил.
«Всё-таки не показалось тогда, был человек под бережком в стороне от брода. Вот и говори после этого, что незачем дуть на воду, если на молоке обжегся. Дуй на воду, плюй на гонор, глядишь, выживешь», — сам для себя решил Парамонов. Он понимал, что его стаж как воина и командира исчисляется считанными минутами, если хронометраж вести как в хоккее чисто по игровому времени. С другой стороны, если так строго вести счет, то и многие из краскомов (слово как само всплыло в мозгу) имеют боевого времени такие же минуты. Служба в мирное время не в счет, там важнее всего, чтоб количество портянок сошлось и на учениях орлами продефилировали. Хорошо, когда боевой техники нет в подразделении, тогда и ломаться нечему.
— Генка, Мишка! Вылезайте из засады, начинайте жмуров на берег тягать, нам их еще потрошить. — Мужики посмотрели так неодобрительно, что пришлось уточнить, — карманы потрошить будем, чего вы.
— А где Мишка? — Генка подошел к урезу воды и скинул тапочки, готовый к труду.
— С тобой где-то был. Вы ж на одном фланге. Как он стрелял, ты слышал?
— Слышал. Мишка!
— Да не ори ты, ирод! Услышит кто. — Шуганул его Василь.
— Оставь, Василий, мы тут так нашумели, что если кто с ушами тут шарится, то услышал наверняка.
— И то верно. Мишка! — Подхватил крик он.
Мишка нашелся через пять минут. Он лежал, вцепившись в винтовку, залитую кровью. Всего одна дырочка во лбу и еще одна побольше в затылке не оставляли никаких вариантов. Чертовы немцы взяли свой налог жизнью самого юного и самого спокойного парня. И никто из окруживших его тело не будет кричать в пустые небеса по-киношному: «За что! Не-е-е-е-т!» Потому что все в этом времени знакомы со смертью, а кто не лично,
— Дядь Саш, мы его похороним?
— Да, своих будем хоронить, как положено. Не в гробу, но земле предадим. Если будет кому копать, как сейчас, если дадут фрицы нам время на это. А если нет — то и так полежат, чай не зима, не замерзнут наши покойники.
— Суров ты, председатель. Всё правильно говоришь, но… Обычно про такое молчат. — Алексей снял кепку.
— Потом похороним, сначала дело. Генка, на тебе мертвяки, такай по воде к тому берегу. На берег мужики вытянут, а я их пока обыщу.
— Да, неудачно получилось, помок табак.
— Василь, ты же бросил дымить.
— Ох, Лёха, чуть не забыл. Точно ведь бросил. А всё равно убыток, у местных на это заграничное курево можно хорошо поменяться. Особенно, если пачки ненашенские и не рваные.
— Вон тех двух Александр на сушке приголубил. Там курево должно сохраниться. Но ты прав, вот ироды, не могли ранцы свои на берегу оставить. Всё не как у людей, голожопые, а строем, хоть не в ногу шли.
Парамонов знал, что именно работа, занятие лучшее средство от тоски и уныния. Он планировал нагрузить Генку по самые помидоры, чтоб у того минутки свободной не выдалось жалеть себя и горевать о друге. Хотя себя жалеть в этом обществе не принято. Жив — хорошо. Пожрать сегодня получилось — удачный день. А завтра будет новый день и будет другая пища. Если будет.
«Опять же парню легче, он таскает трупы по воде и знает, что кого-то из них порешил его погибший героический друг. Он не зря отдал свою жизнь за что-то там такое, чем им головы забивают» — успокаивал себя Александр, он-то не из этого времени, где каждый первый как Терминатор из фантастического боевика.
Сапоги председатель брать не велел, может он и прав. А про остальное запрета не было. Так что выловленные ранцы были всё-таки выпотрошены на сухом месте, все продукты сложили в общий котел, вернее в сухой ранец, почти не запачканный кровью. Всё прочее, могущее стать полезным в лесном быту и боящееся воды было протерто, а потом пошло во второй сухой ранец. Еще два были набиты вещами, которым сырость не так вредна. Например, два бритвенных прибора. Понятное дело, потом их надо просушить, но сейчас и так нормально. Бельё, мокрое, что хоть выжимай, было выжато и тоже сложено в рюкзак. Не дело ходить в одном и том же. Так и вши завестись могут, лучше уж в чужом стираном, чем своем вонючем и затасканном. А еще сорок килограмм винтовок. А еще боезапас к ним. А еще гранаты-колотушки, почему-то семь штук.
Через несколько часов потрошенные как куры немцы лежали на одном берегу, их имущество, движимое и полезное, в кустах на другом, а сами любители природы собрались возле выкопанной могилки. Комиссара под рукой не оказалось, попа тоже, так что длинных речей не разводили. По паре слов о замечательном парне Мишке, коротко и от души. А потом закидали его землей. Первая мысль — выкопать могилу на берегу, была отвергнута. Не надо делать это на глазах у непонятно кого. Да и вода по весне может потревожить кости героя. Так что на полянке в глуши.