Шторм над Петербургом
Шрифт:
Голос Фёдора Николаевича был холоден, словно он пытался держать в узде бурю гнева, кипящую внутри.
— Я… Я пытался, — пробормотал Дмитрий Павлович, явно избегая прямого взгляда великого князя.
Фёдор Николаевич не дал ему закончить:
— Времена, когда члены Императорского Дома могли творить что угодно, прошли. Народ, общественность, власть — все ждут от нас примерной дисциплины и ответственности. Мы, Романовы, должны быть примером для подражания. Любое, даже самое малое наше действие, нарушающее спокойствие, рассматривается под лупой.
Дмитрий Павлович стыдливо поднял глаза на главу Дома.
— И что теперь можно сделать, Федор Николаевич? Все свершилось. Я не стану отрекаться от сына — такое пятно не смоешь. Сын — наркоман и террорист… Не думайте, что я не понимаю, что за этим последует. Я лишь хочу знать, сохраните ли вы Павлу жизнь.
Мы с Кропоткиным чувствовали себя лишними на этой аудиенции. Но великий князь зачем-то не стал нас выгонять. Ему были нужны свидетели. Хотя я не сомневался, что в кабинете могло стоять и записывающее устройство — для фиксации разговора.
— За подобное полагается лишение всех титулов и званий, в том числе и дворянского достоинства, — сухо сказал Федор Николаевич. — И заключение сроком от двадцати лет до пожизненного в отдаленных регионах страны. От казни его спасет лишь то, что он не успел никого убить. Однако я могу ходатайствовать о некотором смягчении наказания.
Дмитрий Павлович стиснул стакан в руках так сильно, что стекло едва не хрустнуло.
— Что я должен делать? — хрипло спросил он. — Я согласен на все.
Я криво улыбнулся. Нет, он и правда оппортунист, каких свет не видывал. Словно флюгер. Что угодно, лишь бы выкрутиться.
Великий князь остановился и уставился на родственника в упор.
— Мне нужна вся информация о заговоре, ваше высочество. Я знаю о том, что этот заговор имел место. Знаю также и некоторые имена вовлеченных. Знаю, что вы, Дмитрий Павлович, обсуждали свержение императора, убийство ближайших членов императорской семьи и свое воцарение. А это уже государственная измена. — Он усмехнулся. — Неужели вы и правда думали, что это не раскроется?
Дмитрий Павлович сник, его лицо стало бледнее, будто каждое слово Фёдора Николаевича выкачивало из него эфир. Он закрыл лицо руками, и я заметил, как его плечи поникли. Когда он наконец отнял руки от лица, во взгляде его читалось нечто вроде смирения, почти примирения с неизбежным.
Фёдор Николаевич, видимо, был удовлетворён этим немым признанием, однако его голос оставался холодным.
— Также нам известно, что для осуществления своих планов вы привлекали иностранных специалистов. Ваши счета проверены. Те переводы, которые вы считали незначительными, не могли остаться незамеченными.
Дмитрий Павлович, будто в последний порыв защиты своего достоинства, вскинул голову и посмотрел на Фёдора Николаевича с отчаянием.
— Я не понимаю, о чем вы говорите! Павел — да, его вину я признаю. Заговор… Со мной обсуждали некоторые идеи. Но я не предпринимал никаких действий!
—
— Я бы не убил свою дочь! Да, она предала нас, но я бы ни за что…
Мы с дядей переглянулись. Сейчас пленник казался искренним, и все же доверять ему я не собирался.
— Я просто был свадебным генералом на этих собраниях, — продолжал оправдываться князь крови. — Да, разговоры о том, что такой император нам не нужен, ходили, ходят и будут ходить. Вы же сами понимаете… Все в стране привыкли к сильному самодержцу, а не к олигофрену, который едва может разговаривать!
Я кашлянул.
— Это оскорбление императора, ваше высочество.
— Это правда! — воскликнул он и вскочил с места. — Все считают, что вы, Федор Николаевич, просто узурпировали власть, хоть и легально. И что не отдадите ее сыну императора, когда придет время. И многие с этим не согласны. Многие не хотят видеть на троне ни чахлую династию, ни вас. Потому и говорили обо мне. Они видят во мне альтернативу. И не говорите, что слышите это впервые!
Следовало отдать должное, дядюшка спокойно отреагировал на эти нападки.
— И почему же они увидели альтернативу в вас, Дмитрий Павлович? — холодно улыбнулся он. — Не потому ли, что вас так легко подкупить обещаниями и сладкими речами, что так тешили ваше самолюбие? Оглянитесь, ваше высочество. Где ваши друзья? Где ваша поддержка? Почему вы в одиночестве бежали из Петербурга, поджав хвост? Не потому ли, что вас просто использовали, чтобы отвлечь наше внимание, и выбросили за ненадобностью? И вы поняли это слишком поздно…
Князь крови рухнул на стул.
— Я… Я не знал, что они зайдут так далеко. Мне просто говорили, что я должен ждать удобного момента. Что они помогут посеять хаос и устроить кризис власти. И тогда во мне будут видеть единственную надежду на спасение…
Тут даже Кропоткин не выдержал и рассмеялся.
— И вы, ваше высочество, действительно наивно в это поверили? Вашу страну с вашего молчаливого согласия попытаются разрушить, расшатать стабильность, убьют ваших родственников… А вы согласились все это терпеть, лишь бы заполучить трон?
— Я… Я не думал, что они зайдут так далеко. Не знал, что станут использовать аномалии. Меня к ним не подпускали, я ничего не знал об этих разработках. И не думал, что они сделают из аномалий оружие…
— Кто? — Я перегнулся через стол, глядя на князя крови в упор. — Вы знаете, кто именно всем этим занимался?
— Австрийцы. Они курировали проект. Через меня они просто отмывали деньги. Там была какая-то фирма, они поставляют технику. Я вносил свой вклад исключительно финансированием, но знаю, что они имели другие источники. Я не знал, что именно они делают. Мне это подавалось, как закупка оружия для организации беспорядков… Обсуждался бунт, контролируемое восстание. Лишь потом, когда всплыло имя Бауэра и его связь с той лабораторией… Я понял, что меня подставили.