Шторм

Ключникова Светлана

Уныние овладело мной к исходу вторых суток. Полная луна гордо светила над головой, но море оставалось безразлично спокойным, а ведь если бы русалка сбежала ко мне, случился бы шторм? Всю ночь я не смыкал глаз, апатично подавая световые сигналы мертвой воде с помощью фонарика, как будто кто-то захотел бы мне ответить.

Фаза полной луны была на исходе, когда на третью ночь я услышал всплеск. Вскочив, я яростно светил на бездушную воду, надеясь увидеть лицо русалки или хотя бы хвост, какую-то рябь, сигнал присутствия.

– Белла! – закричал я отчаянно. Лишь слабый шелест ветра был мне ответом. Вокруг – ни души.

Спустившись в воду,

я поплыл вперед, ныряя в чернильную темноту. Рифы были пусты и мрачны – рассеянный лунный свет не добирался сюда. Слабенький луч фонарика едва подсвечивал морские глубины, выхватывая тут и там хаотичное скопление камней и причудливо изогнутых цветных коралловых веток. Мелькнувший хвост на поверку оказался крупной рыбкой, панически забившейся в расщелину при моем приближении.

Сделав глоток воздуха, я погрузился снова, морщась и потирая шрам, действующий в воде словно удавка, тащащая вниз. Нырять с ним было легче, чем раньше, но ночью в полной темноте можно было легко потеряться в черной бездне и ненароком остаться в ней навсегда, став кормом для рыб.

Заметив взвесь песка от чьего-то сильного движения, я поплыл дальше, отдавая себе отчет, что все мои попытки – бесполезны. Белла не появится. Может, она и собиралась, но строгие правила не позволили ей сбежать. А может она забыла меня, как и говорила. Ее чувства остыли. Что я здесь делаю? Мне стоит вернуться на берег, выбросить из головы глупые мечты и отправляться домой. Не было смысла в моем странном и опасном поведении. До конца полнолуния было всего несколько часов, и от моей надежды не осталось даже крупицы. Напрасно я сюда приехал.

С трудом вырвавшись на поверхность, я лег на спину, судорожно вдыхая необходимый кислород. Волны тихонько покачивали меня, стараясь хлестнуть в лицо, и я устало поплыл к рифу, смирившись с поражением. На сердце лег тяжелый камень, разум съедало разочарование и досада. Я вел себя как глупец, все это время рассчитывая, что обещания русалки были правдивы.

В воспоминаниях болезненно мерцал образ красивейшего лица, ярко-зеленых удивленных глаз, взирающих на человеческий мир с детской непосредственностью, приоткрытых чувственных губ и изящных плеч, маленьких ступней, впервые ощущающих почву, и юного тела, охотно отзывающегося на мои прикосновения. Я закрыл глаза, лениво двигая ногами и не пытаясь бороться с горечью утраты. Смогу ли я когда-нибудь забыть Беллу? Или мой безумный удел – каждый месяц в полнолуние быть здесь, потеряв себя? Это не закончится ничем хорошим, точно. Просто забыть и жить как прежде – не мое кредо.

Сморщившись от холодного течения, лизнувшего спину, я перевернулся, чтобы скорректировать путь. Вокруг стояла непроглядная мгла, даже луна скрылась в серых перистых облаках. Свет фонаря тоже не давал ответа, далеко ли до рифа. Мне-то казалось, что я нырял совсем рядом с ним, и возвращение не должно было занять больше минуты. Однако, куда не повернусь, я видел лишь рябь моря, без начала и конца.

Набрав воздуха, я ушел под воду, чтобы определить по дну, куда плыть – коралловые рифы постепенно поднимаются к берегу. Но морской простор подо мной оказался бездонным, чернота, разрезаемая тонким лучом фонаря, выглядела бесконечной. И если судить по течению, тянувшему прочь, отнести меня уже могло куда угодно от спасительного берега.

Я запаниковал, вынырнув и озираясь вокруг. Какого черта я не оставил себе какой-нибудь ориентир на рифе? Я был заядлым путешественником, так что о технике безопасности знал все. Так

отчего ж настолько по-идиотски расслабился?

Луна вышла из облаков, но мне это не помогло: берега не было видно. Любое темное пятно на горизонте могло оказаться как островом, так и обычным туманом. Я дернулся плыть поперек течения, чтобы не снесло окончательно, надеясь каким-то образом продержаться до рассвета. Но я уже давно находился в воде: пальцы онемели, а это был паршивый признак. В голову, как червоточина, залезла неприятная мысль: так и кончают придурки, постоянно ищущие приключений на собственную задницу. А чего я ожидал? Знал же, что море - не гостеприимный дом, а большой риск. Надо было сидеть дома!

Почувствовав спиной более теплую воду, я снова лег на спину, приберегая силы. Иногда подавал фонариком сигнал SOS в какую-нибудь из сторон. Дышал глубоко и ровно, хотя с каждым вдохом требовалось все больше усилий, чтобы удержаться на поверхности.

Когда свело ногу, пришлось согнуться, чтобы выпрямить пальцы. Они уже стали нечувствительны к прикосновениям, а вода тут же накрыла с головой. Я знал, что это конец, бесполезно бороться – если начались судороги, ничто уже не спасет, тем более у меня не было спасательного жилета. Пять минут осталось, не более того. Как назло, еще и шрам гантелей тянул вниз.

Я хотя бы решил уйти достойно, без сопротивления. Я уже месяц назад был обречен, когда влюбился не в ту, в кого следовало, и моя смерть стала уже делом времени и невезения. Раскрыв глаза, я расслабился и позволил океану забрать меня, камнем падая в глубину. Сначала погружение было медленным, а по мере увеличения давления убыстрялось. Черные воды сомкнулись вокруг, и я думал успеть достичь дна прежде, чем погибну. Хотя бы знать, в красивом ли месте буду погребен, или кроме безжизненного песка тут ничего нет. Но вокруг меня закручивалась и вихрилась только лишь глубоководная муть, и дальше пары метров ничего не было видно. Я падал в бесконечную черную бездну.

Я слишком устал, чтобы вытерпеть долго. Вода очень быстро проникла в нос и рот, и дальше было уже не сдержать потребностей тела. Оно скорчилось, затем распрямилось и изогнулось дугой. Боль проникла повсюду, когда захрустели кости и вытянулись как на дыбе, разрывая каждый позвонок. В ушах возник адский шум, точно я попал в затопленное метро, где разом переговариваются миллионы привидений. Выроненный фонарь унес свет, оставив меня в кромешной темноте, и я зажмурился, задыхаясь от воды, заполнившей легкие и вытеснившей остатки воздуха. Диафрагма спазматически сократилась и замерла… И больше боли я уже не чувствовал. Медленно дрейфовал в соленой глубине, вдруг окрасившейся в яркие оттенки синего, лазурного и бирюзового. Море стало прозрачным на много миль вперед: я видел каменистое дно метрах в ста под собой и край рифа в полумиле отсюда, где более теплая вода выглядела приторно-зеленой. Семья дельфинов – мать и двое дельфинят – плавно покачивая хвостами, дремали в слабом прибрежном течении.

Я видел, как это течение омывает риф и вновь присоединяется к более холодному и глубинному потоку, слышал циркуляцию каждой молекулы соленой воды, мог прочитать историю путешествия течения как в открытой книге. Шрам больше не тянул вниз, но он будто бы разросся по всему телу, сожрав меня целиком и сделав частью воды, растворив в ней. Я был проводником морских потоков и течений, соединившись с ними незримыми связями, такими многогранными и глубокими, что постичь разумом никогда б не сумел.