Штормовое предупреждение

Chiba Mamoru

Ковальски закрыл за своей спиной дверь в ванную – это значительно сэкономило пространство в комнатушке – и в пару шагов достиг края кровати. Встал так, чтобы не заслонять свет, и занялся наблюдением, заложив руки за спину.

– Ты не думал о том, что это может раздражать? – спросила она, спустя какое-то время. Ковальски традиционно для себя дернул бровью.

– Это вряд ли тебя раздражает, потому что иначе ты все это делала бы в ванной.

– Логично, – вздохнула Ева, чуток отставила ногу и полюбовалась на готовый результат, и даже пошевелила пальцами.

– Есть такая теория: мол, девушки наводят красоту не ради привлечения мужского внимания, а против других

девушек, – заметил лейтенант, наблюдая за ней. – Это правда?

– Есть и такие, кто ж спорит. Как ты понимаешь, сколько девушек, столько и вариантов. Но если ты лично обо мне, то у меня другая позиция. Ты читал Набокова?

– Для общего развития.

– Что читал? «Лолиту» небось? Впрочем, нам и “Лолиты” хватит. Ты обратил внимание, как он описывает людей? Людей, которые его герою нравятся, и тех, к кому он равнодушен? Какая точность в его описании, и как ты сам, читатель, с этих слов можешь представить не только того, о ком речь, но и то впечатление, которое он производил? Герой Набокова, каким бы ни был сам по себе, – человек достаточно глубокий, чтобы заметить и описать тень на лице, завиток волос, форму ногтей – совершенно все. Сейчас не принято вдаваться в такие глубины, ограничиваются общим впечатлением и ужасно удивляются, когда спустя несколько лет открывают для себя какую-то деталь.

– Вопрос не в традиции, – возразил лейтенант. – Вопрос в объеме информации, которую приходится обрабатывать мозгу. Скажем, за день человек способен воспринять и переработать вот столько, – он отмерил руками в воздухе отрезок примерно сантиметров тридцать. – Если век назад в него попадали воспоминания и впечатления о прогулке на улицу, мимолетные запахи, случайные прохожие, то в день нынешний это место занимает реклама, интернет, телевещание. Мы не можем уклониться от этого потока информации, иначе как полностью отграничив себя от средств вещания и сообщения с миром. Таким образом, тот умственный ресурс, который мог быть направлен на более глубинный анализ окружающей нас реальности, расходуется на обработку ненужных нам данных, от которых мы не можем отмежеваться. Да и ведь не каждый человек обладает способностями Набокова к описаниям.

– А не нужны какие-то особенные способности, Адам. Нужно просто замечать те детали, которые составляют цельный образ. А то если ты следишь за теми же ногтями, это воспринимается, как нечто само собою разумеющееся, и на них не смотрят даже, а вот если ты руками картошку сажала – вот тут тебе все выскажут… Я говорю сейчас о нормальных людях, а не о таких чокнутых, как ты.

– Мне кажется, важно то, что этими руками делаешь, а не то, как ногти покрашены.

– Это – та причина, почему я с тобой тут еще не дерусь, – засмеялась Ева. – А то ведь еще знаешь, принято смеяться над тем, как девушки страдают над сломанным ногтем. Но вы при этом и понятия не имеете, как долго она отращивала этот маникюр и ухаживала за ним, подпиливала. И тут сломала. Это все равно что в течении месяца собирать, понемногу доводя до совершенства, какой-то девайс, а потом угробить систему питания. Обидно? Не то слово.

– Мужчины обычно просто не обращают на ногти внимания.

– А девушки просто ищут своего Набокова, Адам.

– Что это у тебя?

– Где? А, это?.. – Ева через кровать бросила ему перламутрово блеснувшую в электрическом свете коробочку, похожую на складную расческу обтекаемой, неправильной формы. Похожая не то на ракушку, не то на ухо робота, украденное со съемочной площадки, как и все оборудование Северного Ветра, эта тоже была выполнена в серебристо-серых цветах, а стоило поднять крышку, зажглась пронзительным голубым

свечением.

– Портативный дозиметр. Шеф посчитал, что он нам пригодится на ближайшем задании, и, в общем, был прав. А если и не пригодится, то много он не весит… Адам? Адам, ты меня слышишь?

Лейтенант издал какой-то звук, который получится, если попытаться произнести «угу», не разжимая губ.

– Адам, это обычный дозиметр, ты что, никогда со счетчиком Гейгера не работал?

– Мне интересно, за счет чего он оптимизирован.

– Дать отвертку?

– У меня есть. А можно?

– Конечно. Я сомневаюсь, что ты в состоянии сломать его.

– Зато я не сомневаюсь. Собственно, для того и хочу произвести вскрытие. Ты уверена, что им можно пожертвовать ради утоления моего праздного любопытства?

– Адам, я жестокий человек, но не настолько, чтобы отнимать у тебя игрушки, – засмеялась Ева.

– А что ты скажешь в бюро? Это ведь не тот случай, когда можно просто потерять или свалить на какие-то механические повреждения. И ты не сможешь сказать, что тебе стало интересно, как он там внутри устроен, у вас не принято заглядывать под корпус приборов…

– Если бы я не знала тебя так хорошо, то решила бы, что ты изощренно надо мной издеваешься.

– Почему?! – Ковальски даже позабыл на минуту о дозиметре и поднял взгляд на Еву. Та устроилась на широченной кровати поудобнее, обхватив колени и уложив на них подбородок.

– Потому, Адам, что первое впечатление второй раз, конечно, не произведешь, но задуматься не мешает. Когда мы впервые встретились, расклад сил был очевиден: мы – профи, от солидной организации, с серьезной базой, госфинансированием, программой по защите свидетелей, документальным архивом, автопарком и так далее. А вы – кучка дилетантов-любителей, оснащенных, как народное ополчение. Самоучки, настоящих навыков ноль, никакого понимания об адаптивном управлении… Но в итоге между нами такая же разница, как между Министерством Обороны и Тони Старком. Мы пользуемся всем готовым: оружием, транспортом, легендами, документами, получаем квалифицированную медицинскую помощь, полный соцпакет. А вы все собираете в гараже из списанных контрабандных деталей и прочего мусора на свой страх и риск. Понимаешь? Вот мне понадобился дозиметр, и что я? Я, может, почитала про него спецлитературу, подобрала детали и собрала его из того, что было под рукой? Нет. Я подала заявку в Бюро, и мне все прислали готовеньким.

– Ты сильно, что ли, хочешь убивать лишнее время и портить зрение на этой, в сущности, бесполезной работе? – не особенно проникся этим воззванием Ковальски. – Мне наоборот кажется, что ваш подход как раз толковый. Каждый занимается своим делом. Эдак рассуждать, так вместо того, чтобы покупать велосипед, надо идти копать железную руду да самостоятельно дальше с ней возиться.

– Не доводи до абсурда. Я про понимание принципа. Вас не выбьешь из колеи, если придется действовать без всего, пользуясь теми средствами, что сумеете найти. А нас без амуниции ты видел: ступор, большие глаза, попытка понять, как жить дальше.

Ковальски обнял ее, услышав в голосе некие особенные нотки, и Ева с готовностью уткнулась носом ему в плечо.

– Хорошо, что мы можем это обсудить, да? – донесся оттуда ее чуть приглушенный голос. – Лично меня это мучает.

– Если тебе потребуется что-то собирать, разбирать – одним словом, что угодно в этом роде – ты всегда можешь на меня положиться.

– Ты серьезно? – она поглядела на собеседника снизу вверх несколько недоверчиво.

– Разумеется.

– А сколько свободного времени для этого ты можешь уделить?