Штрафбат везде штрафбат. Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта
Шрифт:
Кажется, он сказал все ключевые слова. Юрген замолчал.
— Продолжайте, — сказал мужчина, — расскажите, откуда вы, как добрались, что видели, как к нам попали.
Несколько недоумевая, Юрген приступил к докладу. Генерал слушал очень внимательно, покачивая иногда головой. Потом он вдруг рассмеялся.
— Не о том говоришь, солдат! — сказал он на чистейшем русском языке. — Я тебя просил рассказать, откуда ты, а ты мне какие–то байки травишь. Да я и сам догадался! У тебя среднерусский акцент. Но ты немец, это факт. Выходит: поволжский немец. И пару словечек
Тренировка у подъезда не пропала даром. Юрген даже не вздрогнул, услышав русскую речь. Продолжал стоять истуканом.
— Не хочешь говорить, черт с тобой! — сказал генерал по–немецки и вновь перешел на русский. — Да будь кем угодно! Русский, украинец, немец, поляк — мне все равно! Хоть вообще не говори по–немецки. Хоть не сражайся за Германию. Лишь бы сражался против большевиков!
Последнее он говорил не для Юргена. У него были другие слушатели. За длинным столом у стены сидели, развалившись, несколько офицеров в эсэсовской форме. Стол был плотно заставлен бутылками с вином и водкой, фарфоровыми блюдами с мясом и зеленью, высокими фужерами и старинными кубками. Этими кубками офицеры и принялись стучать по столу, громко приветствуя слова своего главаря: «Да! Любо! Смерть жидам!» Во все стороны летели брызги вина и слюны.
— Где мед, там и мухи, — шепнул Юргену Брейтгаупт.
«Auf dem sch"onsten Fleisch sitzen gern Fliegen.»
Это сказал Брейтгаупт.
Вдруг что–то ударило Юргена по голени. Он обернулся. Мимо него прокатился низенький круглый мужчина, для которого, как видно, не нашлось формы по размеру, кроме каски и сапог. Нарукавная повязка была повязана поверх какой–то шерстяной кофты, возможно, и женской, но мужчине она была точно по фигуре. Повязка была красной. Черная свастика была нарисована в белом круге. В руках мужчина волок два объемистых мешка. Он тяжело дышал.
— Вот, Бронислав Владиславович, сберкассу взяли, — сказал мужчина, обращаясь к генералу.
«Это не Дирлевангер, — сообразил Юрген, — это как бишь его? Каминский!» — вспомнил он.
— Неужели поляки не успели разграбить?! — всплеснул руками Каминский, это был действительно он.
— Да, конечно, разграбили, — сказал толстяк, — поляки — известные воры!
Он поперхнулся, наклонился и принялся развязывать узлы на мешках.
— Орел да Кромы — первые воры! — смеясь, сказал Каминский. К удивлению Юргена, он не вспылил и не оскорбился. — А кто у нас тут орловские?
— Мы! — радостно закричала компания за столом.
— Орлы, — довольно сказал Каминский.
— Да куда местным до наших медвежатников, — рискнул высунуться толстяк, — сейф открыть не смогли. Плевое дело!
Он наконец развязал узлы. Залез внутрь мешка обеими руками, вынул груду перевязанных пачек рейхсмарок, вывалил на стол.
— Резаная бумага, — пренебрежительно отмахнулся Каминский. — Тоже, конечно, сгодится на первое время. На какое–то время, — многозначительно протянул он. — А вот это что–то поинтереснее! — встрепенулся он.
Мимо Юргена протопал еще один солдат.
— Полностью зачистили три шестиэтажных дома на соседней улице, — доложил солдат.
— Полностью?
— С десяток хозяев сюда доставили, авось вспомнят еще что–нибудь. А остальных — полностью.
— Проблемы были?
— Какие проблемы? Дети, старики, женщины… Мужчины хлипче женщин, даром что в штанах. Хоть бы кто взбрыкнул. А то даже скучно.
— Это всё? — спросил Каминский, вороша рукой в мешке. Он достал перстень с большим зеленым камнем, поднял его вверх, повертел на свету, удовлетворенно кивнул. — Натуральный.
— Все ваше, — ответил солдат. — Парни свою долю взяли, как договаривались.
— В следующий раз всё принеси, — сказал Каминский, — я вам сам долю отделю. Не обижу, вы же знаете.
— Знаем, Бронислав Владиславович, — расплылся в улыбке солдат.
— Ты еще здесь? — спросил Каминский, переводя взгляд на Юргена. Тот стоял не шелохнувшись. Каминский перешел на немецкий. — Пригласи ко мне вашего командира.
— Zu Befehl, Herr General! [50]
Юрген вскинул руку к каске, четко повернулся и, печатая шаг, вышел из комнаты. Уф, выдохнул он в коридоре. Он бросил взгляд в окно. Во дворе лицом к кирпичной стене, прижавшись к ней поднятыми руками, стояли несколько мужчин в цивильной одежде. Они были похожи на тех мужчин, которых провели мимо Юргена внизу. Возможно, это были те самые хозяева из домов на соседней улице. Двое эсэсовцев обшаривали их карманы. Еще двое били ногами мужчину, извивавшегося на земле. Когда Юрген с Брейтгауптом вышли из арки, ведущей во внутренний двор, донеслись глухие звуки винтовочных выстрелов.
50
Слушаюсь, господин генерал! (нем.).
— Это не Дирлевангер, — доложил Юрген Фрике, — это Каминский. Он приглашает вас к себе.
— И как он тебе показался? — спросил Фрике.
«Он не поляк, и не немец, и не русский, он просто сволочь, большая сволочь». Вот что хотел сказать Юрген. Но он слишком долго подбирал слова. Его неожиданно опередил Брейтгаупт:
— Что ворам с рук сходит, за то воришек бьют.
«Kleine Diebe h"angt man, grosse l"asst man laufen.»
Это сказал Брейтгаупт.
В который раз Юрген с удивлением посмотрел на него: ай да Брейтгаупт! В самую точку! Фрике этой аттестации тоже оказалось достаточно. Он направился к зданию, взяв с собой фельдфебеля Грауэра и Ульмера. Юргена он оставил с товарищами. Юрген был бесконечно признателен ему за это.
— РОНА — это Русская освободительная народная армия, — сказал Фрике Вортенбергу после своего возвращения. — Здесь одни русские. 1700 штыков. Какой кошмар!
Фрике надолго замолчал. Он немного рассказал для почти двухчасового отсутствия.