Штрафная мразь
Шрифт:
– Запомните все. Вы не красноармейцы. Вы все говно! Самая обыкновенная штрафная мразь. Трусы и предатели Родины!
Красноармейцем станет тот, кого завтра убьют. Или ранят. Это как кому карта ляжет.
Но до тех пор, пока вы не смоете свой позор собственной кровью, вы все штрафники. Бойцы переменного состава. Золотая рота... Всем ясно?
В строю раздался невнятный шум.
Офицер повернулся к Сизову.
– Пошёл на место!
Двинулся вдоль строя.
Он выглядел так, словно сошел с передовицы газеты «Правда».
А кругом была грязь. Жирный чернозём, разъезженный танковыми гусеницами и растоптанный солдатскими сапогами. Ошмётки грязи налипали на солдатские шинели, цеплялись на ноги.
– Сейчас вы получите оружие. Скоро пойдёте в атаку. Нет, не пойдёте... Побежите. Предупреждаю сразу и один раз... Кто струсит и ляжет, пристрелю самолично. Это касается всех...
Голос оперуполномоченного СМЕРШ излучал даже не решительность. От него веяло беспощадностью.
Штрафники заволновались.
Мотовилов поёжился. Загремел брезентом плащ- палатки.
– Старшина командуйте!
Рябоватый усатый старшина, похожий на молодого Будённого, молодцевато гаркнул:
– Нале-вооо! Шаг-ооом арррш!
Тяжелая грязь липла к ботинкам. Где-то ревели танковые моторы. Вдалеке были слышны глухие звуки ударов.
На дороге показался армейский ЗИС. Машина шла, проседая на ухабах, хлопая залатанными крыльями. Завывая мотором и скрипя рессорами подкатила к крайнему блиндажу.
С подножки кабины, придерживаясь двумя руками за дверцу, соскочил грузноватый сержант.
Зажав волосатую ноздрю пальцем, высморкался на грязную землю. Вытер пальцы о штанину и поздоровался со старшиной за руку.
Потом вытащил из кирзовой планшетки мятый лист бумаги.
– Я буду называть фамилии, подходим, расписываемся в ведомости, получаем оружие. Потом становимся в строй. Всем всё понятно?
Когда опустили борт, штрафники увидели наваленные на полу кузова винтовки. Наверное, их собрали на поле боя. Винтовки были порядочно изношенные, в налипшей на них засохшей земле. Некоторые в крови, ржавчине, с сыпью в каналах стволов.
Старшина роты крякнул, вполголоса выматерился. Для него, кадрового вояки, который всю службу пекся о чистоте и исправности оружия, видеть ржавые и побитые винтовки, было тягостно.
Штрафники переглянулись, и взгляд их стал общим взглядом волчьей стаи, готовой вырвать что-нибудь из чужой глотки.
Сержант уткнулся в список.
– Клепиков. Получи оружие!
Клёпа был невелик. В тяжелых ботинках, напитанных водой и кой-где перепачканных глиной. Но заартачился как большой.
– Что ты мне эту палку суешь? Она же кривая! С ней ещё мой дед в Крымскую компанию воевал. Давай автомат!
Автомат ему не дали. Сержант вздохнул, потом вспомнил, кто стоит перед ним, сунул Клёпе в руки старую винтовку без штыка, гаркнул:
– Щас как тресну по башке, падла уголовная! А ну-ка встань в строй!..
Изо
Клёпа получил винтовку, встал в строй.
Только получили оружие и тут же новая команда:
– Винтовки разобрать, почистить и смазать. Чтобы блестели. Как у кота яйца. Ночью на передовую. Там же получите боеприпасы. И смотрите мне! Сержант подумал и добавил:
– Винтовка должна у каждого работать, как жена в постели.
Где-то в стороне нервный мат старшины:
– Куда ты целисся, баран?! Мать твою! Мать! Мать!
Голос Швыдченко:
– Да я… это… только попробовал.
Снова крик старшины:
– Пробовать на своей бабе будешь, если она тебе даст. А здесь всё по команде!
И снова, мать-перемать!
Вечером старшина жаловался командиру роты:
– Ну и ёры, товарищ командир! Ну и ёры! Пятнадцать рокив в червонной армии служу. Но таких ещё не видав. Так и смотрят, как что-нибудь спереть, или напакостить. Скрали у меня портсигар. Не иначе как энтот, плюгавый, с блудливой мордой. Если они также и воевать будут, наплачемся мы с ними!
Посреди ночи штрафников растолкали, всех выгнали из траншеи. Потом раздали патроны — по три обоймы на человека.
Сложили обоймы в подсумки, подтянули ремни и через четверть часа уже
топали по грязи в темноте.
Люди, в своих серых бесформенных шинелях, похожие друг на друга как близнецы угрюмо тащили на своих плечах и загорбках пулемётные станки и стволы, миномётные плиты, длинноствольные противотанковые ружья, похожие на длинные носы каких- то чудовищ.
Винтовка. Противогаз. На поясе подсумок с обоймами. Саперная лопатка. Котелок. На голове - неудобная и тяжеленная каска. За спиной горбится вещмешок с запасными портянками и нижним бельём.
В кармане сухарь.
Приклад винтовки елозил по спине, стараясь ударить по заднице.
– Не растягиваться! Шире шаг!
Ночью подморозило. Звезд совсем немного - видны только самые крупные. Небо все же светлее, чем в Тайшете. Справа и слева в темноте виднелись танки и самоходки с длинными стволами, какие то деревья, бугорки блиндажей.
Шли долго. Устало бредущее воинство остервенело всаживало в колеблющийся мягкую, размокшую от дождя землю стоптанные каблуки старой обуви, пока не уткнулись в перекопанное и перерытое траншеями поле.
Именно отсюда должно было начаться наступление.
* * *
Неделю назад, после возвращения из госпиталя, капитан Анатолий Половков оказался в офицерском резерве армии.
Он шёл по улицам небольшого прифронтового городка походкой незанятого человека и скользящим взглядом окидывал жилые дома, учреждения, прохожих и по военной привычке оценивая, где бы поставил огневую точку, высматривая попутно варианты отхода.
На душе был лёгкий шок.
За три года войны, в армейский тыл он попал впервые.