Штрафники
Шрифт:
– Ты что, оглох?l
– Да-да, как-то суетливо заторопился Братнов и помог ему.
Тимофей втащил ящик. Кабаров ходил у стола, рассказывая:
– Значит, я туда-сюда: в штаб, к прокурору. Объясняю, он известный человек. Братнов, лучший штурман Тихоокеанского. Полковник. У нас в академии навигацию читал. Дайте его нам...
Тимофей так и остался стоять, разинув рот.
.."Не можем, говорят, не в нашей компетенции."
Фисюк слушал, насупясь. Кабаров помолчал, взглянув искоса на Фисюка:
– Ну, в общем,
Фисюк засопел, налил воды: - Я что... Ты командир... Кабаров хитровато посмотрел на Фисюка:
– Петрович! В штабе знают наш старый уговор: воздух мой, земля твоя... Если что - нам обоим, знаешь как... Кабаров снова взглянул на Фисюка хитровато.
Фисюк (помедлив): - По правде, одно меня смущает...
Кабаров (горячо): -Слушай, Петрович! Если во мне что есть... я ему этим обязан... Да он за день сделает больше, чем все наши штурманы за месяц. А за две-то недели! Шутишь.. Проявит себя - снимем судимость, сохраним человека.
Фисюк взглянул на Кабарова очень серьезно. И не сразу:
– Значит, в штабе ВВС о нем ни-ни? Ни один человек?..
Кабаров в ответ утвердительно кивнул.
Фисюк.
– Получается, он у нас вроде как поручик Киже будет: он есть, и его нет? Так...
– Фисюк долго молчал, и вдруг глаза его сверкнули озорно.
– Э, черт! Была не была?
Кабаров облегченно вздохнул:
– А я и не сомневался. Петрович. Мы с тобой не первую войну вместе... Об одном только прошу... Человек он по природе своей мягкий. Taк ты...
– Но тут взгляд Кабарова упал на Тимофея, который по-прежнему стоял со своим ящиком, пораженный услышанным. Фисюк тоже повернул голову. Нахмурился.
Кабаров: - Не беспокойся. Петрович... это мой моторист... (И к Тимофею):
– Вот что, Тимофей... Да положи ты ящик. Ты где устроился?
– Тут закуток есть, товарищ майор. У летной землянки.
– Вот и хорошо, что закуток. Поселишь Братнова к себе. Он будет вроде как тебе в помощь. И чтоб ни одна душа... Понял?
– Понял...
– почему-то шёпотом ответил Тимофей.
– Зови его.
Тимофей кинулся к двери. Там, за дверью под блеклым светом ночного полярного солнца по-прежнему виднелась одинокая фигура.
Братнов обернулся. Понял, что пора итти. Медленно двинулся, переставляя ноги в старых кирзовых башмаках. Лицо его было очень бледным и усталым. Вот он уж поравнялся с Тимофеем, и лишь тогда Тимофей сказал тихо:
– Вас зовут!..
...Закуток Тимофея. Нары на двоих. Тиски. Инструменты. На перевернутой карте посередине дощатого стола - новый оптический прицел. Братнов разбирает сложнейший
– А это что?
Тимофей (глядя Братнову в лицо, рассеянно):
– Шкала высоты...
– А, вот в чем дело...
– Братнов повернул прибор.
– Дельно придумано!.. При мне такого не было... А это поправка на ветер?
Тимофей (осторожно и вместе с тем нетерпеливо). А как же это случилось, Александр Ильич?
Братнов (с усмешкой).
– А вор я. Бандит.
Тимофей (оторопело).
– Вы не шутите, дядя Саша?
– Все шутим друг с другом...
– Братнов принялся за прибор, долго собирал его. И вдруг резко отставил прибор.
– Вот у одного такого шутника украл я.. спокойную жизнь.
– Неожиданно усмехнулся. Черт меня дернул с детства изобретательством баловаться! Великий, видишь ли, русский левша! Так вот. Пробился к одному шутнику на прием. Со своим изобретением... Ну, слово за слово. Не сдержался, дурак, говорю - саботаж!.. Он за пистолет, а я... в общем, разошлись... во взглядах. Его - в госпиталь. Кулак мой тяжелым оказался. А меня... Да что, собственно, говорить: виноватого кровь вода - приговорили меня к расстрелу... На-ка, подержи...
– и он начал отвинчивать верхнюю часть прицела.
За дверью заскрипели доски. Оба на мгновение замерли. Тимофей.
– А потом?..
– Потом? Потом... собственно, что потом? Посадили в камеру смертников... До Москвы далеко... Пока бумага о помиловании туда-сюда... Ну, в общем, просидел я в этом "потом" 56 суток. А это куда вставлять?..
Тимофей машинально ткнул пальцем в отверстие на приборе.
А Братнов продолжал:
– А потом заменили десяткой. А там... штрафбат...
Братнов вдруг отвлекся от прибора, и только рука его продолжала механически протирать линзу.
– Перед отправкой на фронт упросил я "вертухая" дать мне с семьей попрощаться... конвойного то есть... Он человеком оказался... Я домой как на крыльях, остановился перед дверями. Уж не помню, когда их и отворил. А на моей кровати инженер-капитан. Меня-то уж расстреляли!..
– Ах, мерзавец!
Братнов замолчал, потом сказал только: - Да что ты, Тима!. Меня-то уж кокнули. Троих моих детей на себя взял - семью расстрелянного...
– И не сразу: - Это по нашему-то гуманному времени...
По скрипучей доске кто-то шел. Прямо к ним. Тимофей быстро закрыл прибор брезентом. Братнов встал к тискам..
В закуток, пригнувшись, заглянул Кабаров.
– Ну, вижу, вас водой не разольешь... Так... хорошо... Что ж, давайте, Александр Ильич, разберемся... У меня есть сорок минут... Сбросил со стола брезент.
– Ого! Сами разобрали?..
Братнов усмехнулся: - Вон профессор помог.
Кабаров (Тимофею, удивленно): - А ты откуда знаешь?
– Тимофей стоял притихший, бледный.
– Говорю, откуда знаешь прицел?