Штундист Павел Руденко
Шрифт:
вере вообще. Слова Павла она поняла как подтверждение слухов, что он охладел к штунде.
– Я сегодня во всем отцу призналась, – продолжала Галя шепотом, – что люблю тебя, что
без тебя мне жизнь не в жизнь, что хоть камень на шею, хоть за Панаса – все одно. Он ругался,
чуть не побил, а потом ему жалко меня стало. Теперь я ему скажу… А то ты лучше сам к нему
зайди. Он добрый, даром что на вид такой сердитый.
Павел не прерывал ее. Ему невыразимо сладки были эти ласки
– Ясонька моя, так ты меня еще любишь? Я думал, что уж все меня забыли. Не цураешься?
– Чего пытаешь, дурень? – проговорила Галя, нежно прижимаясь к нему.
– Так бросим мы все и поедем в чужедальнюю сторонку, где нас никто не знает, никто
пытать не станет. Повенчаемся с тобой, как нам вздумается, и будем мы жить так, что ангелы на
небе на нас любоваться станут.
– Да нам разве и тут худо будет? Отец меня благословит и еще какое приданое даст, –
сказала она весело.
– Нет, Галечка родная,- сказал Павел.- Не говори ты ему ничего. А лучше на заре, раненько,
пока еще люди спать будут, оденься ты и выйди вот на это самое место. Я буду уж ждать тебя
тут с повозкой. Ничего ты с собой не бери. Уж у меня все для тебя будет. И поедем мы с тобой в
степи черноморские, и заживем мы там на вольной волюшке.
Галя с испугом отшатнулась от него.
– Что ты, Господь с тобой! – воскликнула она. – Да ведь отец проклянет и Бог накажет. Да
и что это ты выдумал? Ведь тато и так благословит. Я же тебе сказала. Что же нам умычкой
венчаться?
– Не благословит, Галя, – грустно сказал Павел.
– Как? Ведь ты же…
– Нет, не пойду я в православие. Не пойду к попу. Лукьяна нашего попы замучили, и мне к
ним перейти? Нет. Не бывать этому вовек.
– Да я-то чем виновата? – вскричала Галя. – Ведь не мы с татой его мучили. Так за что же…
Она опустилась на землю, и слезы брызнули у нее из глаз.
Все, на что она надеялась и что, ей казалось, она уже вот-вот получила, вдруг рассыпалось в
прах.
– Галя, Галечка! – шептал Павел, наклоняясь к ней. На дороге заскрипела телега, и раздался
топот лошадей. Галя встрепенулась и вскочила на ноги.
– Спрячься, – крикнула она Павлу, – чтобы нас вдвоем не застали.
Он торопливо скрылся в кусты.
Глава XXI
Когда телега проехала и стук колес перестал быть слышен, Павел вышел из своей засады.
Но Гали уже не было. Она убежала. Осмотревшись кругом, Павел заметил ее следы на высокой
густой траве. Он пошел по ним. Нагонять ее он не думал, но ему сладко было идти по тому
самому месту, по которому она только что прошла:
расстались. След был ясно виден на освещенной луной прогалине, но в темной чаще на жидкой
траве разглядеть его было невозможно. Павел задумчиво шел по прежнему направлению. Он
был грустен, но это была уже нежная, тихая грусть, ничего не имевшая общего с мрачной,
угрюмой убитостью, с какой он входил в этот самый лес час тому назад. Встреча с Галей,
прикосновение ее чистого, нежного чувства оживили и освежили его поблекшую душу, как
теплый обильный летний дождь освежает выжженную солнцем поляну. Галя любила его за него
самого, таким, каков он есть, просто, как Бог положил ей на душу. Никаких вопросов и
сомнений для нее не существовало. И теперь он был этому рад. Он сам стал как-то проще, и
утраченный мир душевный как-то сам собою спустился в его душу. Да, Лукьян был прав: Бог
есть любовь; там, где есть любовь между людьми, там и Бог между ними. Все человеку от Бога
идет. И не в книгах единых глаголет Бог душе человеческой, а во всем, от чего ликует и
замирает сердце его.
Отдавшись своим мыслям, Павел давно перестал следить за дорогою и шел теперь густым
лесом, машинально переступая через кочки и валежник, попадавшиеся ему на пути.
Испуганный им коростель спорхнул с ветки, заметался в полумраке и, взвившись на минуту над
деревьями, грузно упал в кусты. Павел поднял голову. Сквозь темные кучи листвы видны были
угловатые причудливые куски темно-синего неба. Из темной глубины леса яркие звезды
казались еще ярче. Павел долго смотрел на них.
– Точно в Галины очи глядишь, – сказал он с умилением.
Он пошел дальше, заворачивая вправо, чтобы выйти снова на маковеевскую дорогу. Но он
зашел слишком далеко вглубь, идя по предполагаемым следам Гали. Ему уже давно следовало
увидеть разбитый молнией клен, от которого шла тропа на Маковеевку, а клена все не было, и
кругом него был все один сплошной лес. Вдруг он увидел перед собой прогалину, которой здесь
прежде не было. Лес был продан недавно на сруб, и прошлой зимой в этом месте начали работы.
Прогалина успела с весны, зарасти высоким мечевиком, среди которого поднимались кусты
папоротника и лопуха и тихо шевелился своими тяжелыми головками колючий репейник.
Мелкая, как бисер, роса облегала мириадами капель каждый лист, и стебелек, и стволы, и ветки,
и в них дробились лунные лучи, которые серебряными потоками лились сверху на лес, и на
траву, и на полянку. Все цвета исчезли, точно растворившись в этом серебряном сиянии.