Штурман дальнего плавания
Шрифт:
За столом сидели трое мужчин. Один из них, в синем свитере и стареньком штатском пиджаке, в шапке-ушанке, сдвинутой на затылок, грязными пальцами свертывал самокрутку. Лицо у него было не старое, но изрезанное множеством морщин. Микешин заметил светлые, усталые, безразлично взглянувшие на него глаза. Маленький старичок с сивыми прокуренными усами, одетый в засаленный ватник и такую же засаленную кепку, сидел в кресле, закрыв глаза. Третий, в морском кителе, с толстым красным лицом и вздернутым носом, раздраженно барабанил по столу короткими,
Микешин поставил чемодан и представился. Человек в синем свитере поднял голову и хрипловатым голосом сказал:
— Галышев, Михаил Иванович. Капитан. Ваша каюта, — он указал в сторону коридора, — направо. Устраивайтесь. Уйдем с рассветом.
После этого он снова занялся своей самокруткой и уже больше не обращал на Игоря внимания.
Человек в кителе, не переставая барабанить по столу, проговорил:
— Ну, ну, поработаем, значит. Моя фамилия Уськов. Замполит. А это наш стармех, — указал он на старика. — Бог машины, так сказать. Видите, как божественно горит у нас электричество…
Старик в углу не шевельнулся. Микешин поднял чемодан и пошел в узенький и темный коридор, куда выходила дверь его каюты. Каюта была тесная и грязная, также отделанная когда-то белой, теперь серой вагонкой. Микешин послюнил палец, провел по переборке: от пальца остался белый след. Он присел на койку и задумался.
Грязное судно и еле светившие электрические лампочки угнетали Игоря. Ему не понравились и люди, которых он встретил на «Унже». Посидев несколько минут, Игорь вышел на палубу. В темноте было плохо видно, он то и дело спотыкался о какие-то в беспорядке разбросанные предметы.
Микешин пробрался на кормовую палубу, а затем на полуют. Спустившись по железному трапу, он попал в обширное полукруглое помещение. Это была столовая команды. Здесь лампочки горели еще более тускло, чем в кают-компании. Палубу покрывала какая-то черная слизь. Из фланца ржавой паровой грелки пробивалась струйка пара. Влажный и затхлый воздух ударял в нос.
За столом, покрытым старой облупленной клеенкой, играли в домино. На деревянной скамейке лежал матрос о повязкой вахтенного на рукаве и курил. Все сидевшие за столом были одеты в грязные ватники, сапоги и шапки-ушанки.
— Здравствуйте, товарищи! — сказал Микешин, с удивлением оглядывая столовую и присутствующих.
Ему никто не ответил.
— Зажал дупеля, раззява! — закричал красивый моряк с черными усиками, чем-то напоминавший д’Артаньяна, и в сердцах бросил кости: — Считайте рыбу! Козлы!
Микешин никогда не видел ничего подобного. Захламленный инвалид-пароход и равнодушная ленивая команда, которой ни до чего нет дела. В нем поднимались возмущение и злость.
Он подошел к вахтенному и негромко спросил:
— Вы что — здесь вахту стоите?
Матрос удивленно посмотрел на штурмана и сел.
— Погреться зашел, — буркнул он.
— Это что еще за новый начальник нашелся? —
— Я второй помощник капитана.
— Ну, тогда птица неважная, — усмехнулся матрос.
Сидевшие за столом засмеялись. Кровь бросилась в голову Микешину. Засунув руки в карманы пиджака, он подошел вплотную к черноусому матросу и грубо сказал:
— Я, может быть, птица и неважная, но вот тебе не матросом служить, а банщиком. Там и поспать вдоволь можно, и в «козла» сыграть.
В глазах матроса блеснуло бешенство. Он наклонился к Игорю и тихим, вкрадчивым голосом проговорил:
— Во-первых, я здесь боцман, во-вторых, просил бы вас поаккуратнее в выражениях, а в-третьих, выйдите отсюда!..
Микешин не двинулся с места.
— Ну! Я вас очень прошу… — глаза матроса сузились.
— Не пугай. Я не из пугливых.
— Брось, Костя! Чего ты привязался к человеку. Он ведь новый, ничего не знает, — раздался из-за стола глухой голос. Говорил крепкий человек с седыми курчавыми волосами и темным от загара лицом.
— Я ему еще припомню банщика, — процедил боцман и отошел от Игоря.
— Вы на него не обижайтесь, товарищ помощник, — спокойно продолжал курчавый. — Мы на этой «коробке» уже трое суток и, верите, ни разу не спали как следует. Посмотрите, как живем.
Он вышел из-за стола и толкнул одну из дверей. Игорь увидел четырехместную каюту, грязную и обшарпанную. По стенам стекали струйки воды. Отопление парило.
— А сегодня еще и обеда не было. Камбуз только к утру починят. Тяги нет. В столовую на берег ходили. Так что вы не обижайтесь. Народ обозленный. Сюда бы начальника пароходства. Только его никакими коврижками не заманишь. Он все больше «рысаки» [4] посещает…
Микешин поднялся на палубу и пошел в кают-компанию.
Капитан и замполит о чем-то спорили. Механик по-прежнему безучастно сидел с закрытыми глазами. Микешин прислонился к буфету и стал слушать.
4
«Рысаки» — пассажирские пароходы, державшие линию между Ленинградом и Лондоном.
— …На этом судне нельзя больше плавать. Вы понимаете? Нельзя! — резко говорил Галышев. Он оживился, морщины на его лице разгладились, глаза блестели.
— Колумб до Америки доплыл на деревяшке? Доплыл! Если мы все суда поставим в ремонт, то кто же план будет выполнять? Кто?
— Еще раз объясню вам, Куприян Гаврилович. «Унжа» очень старый пароход. Ей нужен большой ремонт. Надо переоборудовать помещения для команды, а главное — привести в порядок машину. Но начальник пароходства хочет втереть очки и за счет «Унжи» перевыполнить план. Вот почему нас послали в рейс…