Штурманок прокладывает курс (илл. Ф. Махонина)
Шрифт:
Прежде чем подойти к борту корабля, уже не надеясь на то, что задание фон Ригера выполнено, я спросил:
— Есть тут герр Хедвиг Ангстрем? Герр Ангстрем, вы меня слышите?
Один из лежавших на дне шлюпки, тот самый, который разбил себе голову, спускаясь по штормтрапу с борта «Густава», приподнялся на локтях.
— Это я — Ангстрем, — прохрипел он.
Когда нас подняли на борт, командир сказал мне:
— Прошу прощения, герр корветен-капитан. Вы — моряк.
— Очень благодарен. Однако вы поступили далеко не так, как полагается моряку.
— За что?! — закричал он. — За эту вонючую английскую шлюпку?
— Но ведь герр Хедвиг Ангстрем мог находиться там?
Ко мне подошел один из спасенных англичан, судя по нашивкам на мокрой фланелевке — старшина.
— Никогда не поверил бы, — сказал он, — что немцы способны рисковать жизнью ради англичан.
Что ответить этому рослому парню со смелыми глазами? Через несколько дней он станет хефтлингом в концлагере.
Я протянул ему руку:
— Спасибо. Что бы с вами ни случилось, помните: немцы бывают разные.
Герр Хедвиг Ангстрем лежал на палубе без сознания. Я приказал отнести его в мою каюту. Косой Франц угрожал корабельному врачу:
— Если не придет в сознание, будете иметь дело с гестапо!
Когда агент открыл глаза, я наклонился над ним и четко произнес:
— Морицбург.
— Меркурий… — еле слышно ответил он. — Слушайте меня внимательно. Записывать не надо…
Мы оставили агента в госпитале в Вильгельмсхафене. Врач категорически запретил везти его в поезде. На следующий день я доложил фон Ригеру:
— Контейнер с документами пропал. Вот микрофотопленки. Агент «Меркурий» передал, что переговоры с американцами не состоятся. Рузвельт одержал верх. В последних числах этого месяца в Тегеране начнется конференция глав правительств Соединенных Штатов, Советского Союза и Англии.
Я не мог скрыть это от шефа, потому что косой Франц присутствовал при разговоре с агентом. Но теперь мне было известно, с какой целью Динглингер и Скорцени направляются в Тегеран.
Еще на корабле, по пути в Вильгельмсхафен, я мучительно думал о том, как сообщить нашим о готовящемся покушении на глав правительств. Никогда в моих руках не было такой жизненно важной информации. И никаких средств для передачи!
Только одна слабая надежда: Дрезден, Эрих Бауэр, антифашисты. Может быть, у них есть какая-нибудь связь с нашими?
Глава тринадцатая
ДВЕ ГЕРМАНИИ
Немецкое радио не сообщило о том, что 6 ноября советские войска освободили Киев. Но в доме на Вальштрассе это стало известно немедленно. Я пытался представить себе, как пехота и танки форсируют Днепр. Танки подымаются на крутой берег, бойцы в мокрых шинелях видят высоко над обрывом золотые купола Лавры. И вот наши уже идут по разрушенному Крещатику, по бульвару Шевченко, по Владимирской, и бронзовый Кобзарь приветствует их среди облетевшей листвы университетского сквера.
Но, несмотря на радостное известие,
Прошло две недели после встречи с Эрихом Бауэром. В прошлое воскресенье я находился в море. Может быть, Эрих приходил в парк к зеркалам смеха? Придет ли он еще раз?
Наконец настало воскресенье. Народу в парке было немного. Зеркала смеха занимали небольшую аллейку за тиром. Хлопали духовые ружья. Им мало стрельбы на фронте — надо еще здесь!
Двое мальчишек смотрели на свои растянутые в ширину отражения. Этим ребятам действительно не мешало бы потолстеть. Важная фрау с девочкой взглянула в зеркало, изумилась, оттащила девчонку за рукав. Чтобы не выделяться, я добросовестно скорчил рожу перед выпуклым зеркалом. Проходившая мимо женщина с кошелкой гневно посмотрела на меня:
— У всех горе, а этот бездельник развлекается! На фронт бы его!
Эриха я увидел у соседнего аттракциона. Он стоял, облокотившись на загородку, у качелей «Пикирующий бомбардировщик». Мальчик и девочка взлетали высоко в воздух. Потом самолетик с черно-белыми крестами на плоскостях стремительно шел вниз. В это время надо было выбросить мешочек с песком и попасть в мишень на земле. Там было несколько кружков с надписями: «Москау», «Ленинград», «Лондон», «Бирмингам».
Я стал рядом с Эрихом и тихо сказал:
— Ничего себе, игрушку придумали!
Он будто не слышал. Медленно повернул голову:
— А, Карл! Все-таки пришел посмотреться в кривые зеркала?
— Где мы можем говорить?
— Здесь, конечно. Пришли за рекомендацией на «Заксенверк»?
— Мне не нужна рекомендация.
— Так и думал, — сказал он.
— Слушайте, Эрих, и запоминайте. Пансимо — провокатор.
Я медленно перечислял фамилии уже арестованных и тех, кого назвал Пансимо. Эрих следил за полетом качелей.
— Вы запомнили, Эрих? После завода пишущих машин возьмутся за ваш. Обвинение — сбор военно-промышленной информации.
Он и бровью не повел, всё наблюдал, как летают его ребята. Качели остановились.
— Генрих, Эльза! Хватит на сегодня!
Мальчик и девочка выбежали из-за загородки к отцу.
— Вы остаетесь? — спросил он. — Нам пора.
— Может быть, выпьем по кружечке пива? — предложил я, уже теряя всякую надежду установить с ним контакт. — Здесь, рядом, пивной павильон…
— С детьми? Что вы, Карл!.. И вообще мне тут надоело. Послезавтра пойду в кино на Фридрихштрассе. Шикарная картина — «Любовь пирата». Купил два билета на пятичасовой, в двадцать пятый ряд, а жена не может. Досада! Ну, доброго вечера!
И он ушел по аллейке неторопливо, вразвалочку. Дети бежали впереди. Теперь я уже не сомневался: мне назначена явка.
После нашего выхода в море косой Франц проникся ко мне почтением. В самых высокопарных выражениях он доложил шефу о моих решительных действиях, а Динглингеру похвалил его самого: