Штурманок прокладывает курс (илл. Ф. Махонина)
Шрифт:
Петро долго смотрел на Катю, потом устало улыбнулся:
— Как же это ты так? Могла Алешке испортить всю музыку.
Тут Катя вдруг расплакалась, как маленькая. Волосы у нее растрепались следы румян и помады еще оставались на лице, а поверх парчового платья была надета вахманская шинель.
— Об ней — потом! — отрубил Попенко. — Докладай про Кроля.
Карпуша с силой продернул тряпочку через канал ствола.
— Очень просто. У моей тетки живет на квартире одна девка. Путается с Кролем. Все немцы уехали с бабами на машинах,
— А дальше, — сказал Попенко, — похватали на квартире кое-кого из наших. И нас бы взяли, только мы были уже за поселком, торопились к лесу. Теперь домой нельзя!
Я смотрел на этих гражданских людей, которые, не задумываясь, напали на регулярную немецкую часть, чтобы помочь нам вырваться из кольца. Верно говорил Петро: «Живем среди друзей!» И эта яростная девчонка Катя с ее диверсией, и Карпуша, который, кажется, ее любит, и Попенко с его трубочкой — свои! Наконец! Они, наверно, знают про Белобородова.
— Нет, ничего не слышал про такой отряд, — ответил Попенко. — Формируем свой. Оставайтесь.
— Посмотрим, — сказал Петро. — Пожалуй, пора двигать?
Попенко кивнул, удобнее устраиваясь у стенки:
— Как Сашко вернется из деревни Гречишки, доложит, что путь свободен, тогда и двинем.
Петро подозвал Катю. Они поговорили в уголке. Один раз она взглянула на меня, а Петро кивнул головой.
Каганец догорал. Все уже спали. Карпуша слез с печки и сел рядом с Катей. Она спала, уронив голову на стол.
Петро заметил, что я не сплю. Наклонился через стол:
— Что думаешь делать?
— Как это — что делать? Добираться к своим через фронт.
— А тут — чужие?
Мне стало стыдно, будто собираюсь оставить их в беде. Я стал объяснять, что должен воевать на флоте. Я же штурман, хоть без диплома, рулевой — на худой конец. Какая от меня тут польза? Подпольной работе я не учился…
— А кто учился? Надо бить Гитлера тут. Пусть снимают части с фронта — посылают против партизан. Нашим — самая лучшая помощь. Верно?
— Верно.
— А партизанская наука придет. О чем говорить? Ты уже начал. За взрыв представим к награде.
— Кто представит, зачем?
Он усмехнулся:
— Найдется, кому представить. А польза от тебя большая. Ты ж говоришь, как немец. В общем, работа будет.
Его веселый тон действовал сильнее приказа. Но мне надо идти по своему курсу, избранному еще на пирсе в Констанце.
Вошел один из людей Попенко, паренек вроде нашего Павлика. Попенко мгновенно проснулся, захрипел своей трубочкой:
— Сашко? Чего вернулся?
— Немцы — с двух сторон! — сказал Сашко. — От деревни и от дороги.
Все начали собираться.
— Некогда долго беседовать. Говоришь, без пяти минут штурман? Так и будет твой псевдоним — Штурманок.
— Зачем мне псевдоним? Что я, артист?
— Потребуется — будешь артистом. Если нас с тобой разбросает, останешься жив, добирайся под Киев, в поселок Караваевы Дачи. Туда пойдет Катя, к тетке своей Варваре Тепляковой. Расспроси подробно, как найти. Там и тебе найдется место. Туда придет человек, спросит Штурманка — отзовись!
— А если не доберусь до того места?
— Ты слушай. Через любой партизанский отряд иди на связь с любым соединением Красной Армии. Передашь номер 3649. Даю его, чтобы тебе поверили.
— Пошли! Пошли! — торопил Попенко. — До света надо пересечь дорогу. Хозяюшка, с нами! Вам оставаться нельзя. Карпуша, Сашко — с пулеметом: прикроете. А ты, товарищ Петро, дай одного человека понадежней.
Петро кивнул:
— Дам. Надежного.
Вслед за Попенко все начали выходить, пригибаясь под притолокой. Катя схватила меня за рукав немецкой шинели:
— Петро тебе говорил? Караваевы Дачи. Это вторая станция от Киева на юг. Моя тетка — Варя Теплякова. Дом у мостика, кирпичный, не со стороны станции…
— Давай, давай! — торопил Петро. — Дорогой договоритесь. Вместе пойдете. Ну, Штурманок, до встречи! — Он протянул мне руку, и я понял, что Петро решил сам прикрывать отход.
— Ну, это — нет! Тогда и я останусь!
После тепла и уютного света каганца ночная тьма казалась особенно плотной. Одну за другой она поглощала фигуры уходящих моих товарищей. Бирюков с Монастыревым подошли ко мне.
— Остаемся с Петро! — сказал Бирюков.
— Добро! — Я подозвал Катю. — Иди с Попенко. Я остаюсь.
Она снова схватила меня за рукав.
— И я тоже! Я с вами!
— Что тут за торговля? — громким шепотом спросил Петро. — Немцев хотите дождаться? Иди, Катя, пожалуйста. И вы идите.
Катя всхлипнула. Я не видел в темноте ее лица и не знал, что сказать ей. Снял с руки шелагуровский хронометр:
— Возьми. Если увидимся — отдашь, а нет — будет память.
Она взяла часы, на мгновение прижалась щекой к моему рукаву и быстро ушла вслед за остальными. Петро пытался отправить и нас. Мы не соглашались.
— Не пойдем, и все тут!
Маленькая колонна уже скрылась в лесу. Отсылать нас было поздно. Петро пересчитал оставшихся:
— Семь человек. Кто седьмой?
— Это я, — отозвался Павлик.
Карпуша установил пулемет у просеки. Вряд ли немцы пойдут целиной. Когда на фоне неба появились темные фигуры, он дал короткую очередь, и сразу же в ответ затарахтели автоматы. Мы отходили вдоль просеки, останавливались и снова стреляли. Потом выстрелы послышались с другой стороны.