Штурманок прокладывает курс (илл. Ф. Махонина)

Анненков Юлий Лазаревич

У Софранской ждала новая шифровка:

«Берг и Хокк прибудут завтра из полевой ставки Гиммлера в Житомире не поездом, а по Киевскому шоссе, в сопровождении генерала Томаса — начальника службы безопасности Юга России. Проедут в черном „мерседесе“ и сером „штейере“ по главной улице в штадткомиссариат. Усиленная охрана».

Всё сошлось одновременно! У меня руки заняты Лемпом, а тут такое чертовски сложное задание. Связаться с Запашным не успею. Рассчитывать могу только на свою группу. И времени на подготовку — ночь. И все-таки приказ должен быть выполнен любой ценой. Думай, Алешка, думай! Как

бы поступил тут Степовой? В то время как я в квартире Софранской обдумывал свой план, люди Лемпа должны были, по моим расчетам, уже закончить обыск у Митрофанова. Они найдут там план города. Я представлял себе, как Лемп, вооружившись лупой, изучает едва заметные крестики на этой схеме. Ими отмечены разрушенный кирпичный завод, хатка в слободе Дубовка и дом номер 19 на Пушкинской улице. Конечно, Лемп тут же пошлет своих по всем точкам, и в первую очередь к Гуменюку. Гуменюк постарается связаться со службой безопасности, но Лемп не допустит, чтобы люди Гиммлера узнали о его вмешательстве в их дела.

Я передал через Софранскую по цепочке: «Срочный сбор группы у доктора Яблонского!» Времени оставалось в обрез. Но, прежде чем говорить со своими, надо побывать в башне. Я пошел через сквер. Там было пусто. Мокрые листья лежали на дорожках. За черными стволами серело гранитное основание башни. Козубский сидел на скамеечке у входа.

— К вам завтра придет один парень, — сказал я. — Нужно пропустить его наверх. Он будет там долго. И никому — ни слова!

Козубский молчал. Видно, колебался.

— Вы хотите, чтобы вода шла по трубам, чтобы звонили часы?

Он посмотрел на меня с грустью:

— А что, этот парень починит часы и главный насос?

— Починят другие. Те, кто придет после нас.

Он понял. Я сообщил ему пароль: «Вода и время».

Смеркалось. Подходя к дому доктора, я встретил немого Панько с его тележкой. Ясно — наблюдение выставлено.

Меня ждали Терентьич, Голованов, Чижик и сержант Тазиев, который добывал оружие на вокзале.

— Что за п-пожар? — спросил Терентьич.

Я рассказал, в чем дело, изложил свой план. Он понравился всем, да ничего другого и не подготовить за такое короткое время. Перед каждым была поставлена задача:

— Терентьич, за тобой боезапас, немецкая форма и связь. Голованов — наблюдательный пункт, а потом вторая огневая позиция у выхода из сквера. Чижик — со мной: ударная группа.

Третьим в ударную группу был назначен сержант Тазиев.

На вопрос, ясна ли задача, все отвечали «ясно» или просто кивали. Голованов сказал:

— Есть! — и тут же возразил: — Значит, сам — в бой, а меня — в тыл? Не согласен!

— Нельзя допустить, чтобы цель ушла, — сказал я. — Если мы не сможем положить залп на поражение, второй удар — твой. Кому еще могу доверить?

Была у меня и другая причина не включать Голованова в ударную группу. Если меня убьют, командиром останется он. Только Голованов связан с Катей, знает радиокод, а в случае провала сможет установить личный контакт с Веденеевым.

Он все-таки возражал. Я сказал ему тихо:

— Вася, приказ остается в силе. Есть еще личная просьба. Если я… Ну, словом, если я не смогу, не уходи из города, пока не уничтожишь Бальдура Шоммера.

— Есть! — сказал Голованов. — Не сомневайся.

Пришел

Будяк. Он следил за квартирой Митрофанова. Там был обыск. Потом Лемп поехал на Пушкинскую, к Гуменюку.

Теперь мне надо было как можно скорее добираться домой. Уже на углу Пироговской я увидел машину «BMW». Такие машины есть, конечно, не только у Лемпа, но, если это он, надо быть дома.

Я перемахнул через забор. Из проходного двора — в переулок. Всюду спят. Ставни закрыты. Еще забор. За углом — отблеск фар. Подниматься по наружной лестнице некогда. Каштан! С разбега подпрыгнул, ухватился за ветку, полез наверх. Еще рывок — окно. Толкнул раму и, задыхаясь, свалился в комнату.

С улицы стучали в парадную дверь. Но я уже разделся, аккуратненько сложил брюки, перегнувшись через подоконник, повесил пистолет на ветку дерева. Черт его увидит там ночью, в листве! Юркнул под одеяло, накрылся с головой.

Через несколько секунд распахнулась дверь. Яркий луч фонарика пробился сквозь одеяло.

— Aufstehen! [80]

Вот таким же окриком меня подняли год назад в крестьянской хате. Как и тогда, морозное оцепенение сковало руки и ноги. Но только на секунду. Сейчас все иначе. Нарочно не спеша откинул одеяло и, будто не понимая, кто меня разбудил, ответил по-немецки:

— Was ist los? [81]

Я зажег лампу и увидел лейтенанта в общевойсковой форме, а с ним солдата — шофера Лемпа.

80

Встать! (нем.).

81

Что случилось? (нем.).

Ход через каштан пригодился. Не окажись меня дома среди ночи, Лемп определенно заподозрил бы недоброе.

Лейтенант сказал, что ему очень жаль, но он обязан произвести обыск. Я потребовал документы!

— А вдруг вы переодетый партизан? Я — чиновник немецкого учреждения.

Он пожал плечами, и перед моими глазами мелькнуло удостоверение: «Абвер, лейтенант Кляйнер».

Тут же вдвоем с шофером они перерыли все вещи, вспороли матрац, простучали, стены как доктор выстукивает больного. Я сидел в одних трусах на подоконнике.

— Может быть, закурите, герр лейтенант?

Он был очень молод, моложе меня и безусловно нервничал. Шутка сказать — обыскивать человека, которого считают сотрудником службы безопасности.

Наконец обыск кончился. Кляйнер взял у меня сигарету:

— Майор Лемп передает вам привет!

— Странная манера передавать приветы.

— Вы понимаете, я выполняю приказ.

— Пожалуйста, ничего особенного. Кланяйтесь Ферри.

— Герр майор велел сообщить вам изменение пароля, если понадобится приехать к нам: «Птицелов из местных, с хорошей рекомендацией». — Он поклонился, и две пары сапог простучали по ступенькам внутренней лестницы.