Штурмовики идут на цель
Шрифт:
Любой ценой надо было остановить танки, отсечь от них пехоту.
— Кто пойдет на это дерзкое и отважное дело? — спросил комиссар батальона. Вызвались все, но честь выпала политруку Фильченко, красноармейцам Цибулько, Паршину, Красносельскому, Одинцову.
В первой волне шли семь немецких танков. Подпустив их на дистанцию броска гранаты, Фильченко дал сигнал к бою. Неравный поединок пятерых отважных бойцов против семи стальных чудовищ длился около двух часов; три танка герои подожгли бутылками с горючей смесью, остальные ушли назад.
Через несколько часов
Патроны кончились, он ползет навстречу надвигающемуся танку, бросает две гранаты. Второй танк выходит из строя. Под третий танк летят последние гранаты — гусеница перебита. В это время пуля смертельно ранит героя. Красносельский ждет, а когда танки подходят ближе, бросает подряд несколько бутылок с горючей смесью и поджигает две машины. Вражеский пулеметчик дает длинную очередь. Смертью храбреца погибает смелый… На Фильченко, Паршина и Одинцова идут сразу пять танков.
Они уже в 50 метрах. Тогда политрук, чтобы наверняка подорвать танк, подвязывает к поясу гранаты, вскакивает и устремляется им навстречу, бросается под гусеницы. Раздается взрыв, и бронированная машина подбита.
Следуя примеру политрука, Паршин и Одинцов поступают также. Взрываются и эти два танка.
Оставшиеся восемь вражеских машин стремительно отступают. Поединок пяти черноморцев с 22 танками выигран. Ценой своей жизни они уничтожили из них 10, закрыв своими телами дорогу на Севастополь. Погибли политрук Николай Дмитриевич Фильченко и его боевые друзья, совершив подвиг.
Так сражались первые защитники Севастополя на земле. В небе Севастополя совершил героический подвиг летчик-штурмовик 307-го штурмового авиационного полка П.Ф. Надеждин. Он наносил удары по узлам сопротивления врага. В одном из вылетов вражеская зенитная артиллерия подожгла его самолет. Машина загорелась. Ни летчик, ни стрелок не воспользовались парашютами. Они решили драться до последнего дыхания. На горящем «Ил-2» Надеждин стал искать подходящий объект. Сверху хорошо был виден склад горючего. Если его поджечь, самолеты врага не поднимутся в воздух. Цель стоит того, чтобы отдать за нее жизнь.
Горящая машина, нацеленная на склад, вошла в пике. Взрыв. Красные языки пламени и черные клубы дыма поднялись высоко в небо…
…Побывали мы на мысе Херсонес и воочию увидели результаты своей работы. Не раз наши летчики наблюдали эту картину с воздуха, но на земле все было куда более впечатляющим.
Более страшную картину представлял собой аэродром, который бомбили и штурмовали мы чуть ли не каждый день. Он имел две взлетные полосы. Пока мы бомбили одну из них, противник взлетал с другой… Разгадать бы нам эту «загадку» раньше!.»
Из этой поездки мы вынесли еще большую уверенность в своих силах. Домой возвращались готовые к новым боевым делам.
Глава одиннадцатая
«Тяжело в ученье, легко в бою»
Меня вызвал командир полка. Я быстро собрался и вместе с посыльным
Усадив меня и окинув изучающим взглядом, командир спросил:
— Ну, как, Гареев, не надоело тебе еще ходить в заместителях? Не пора ли взяться за эскадрилью? Такого вопроса я, признаться, не ожидал.
— У нас есть командир эскадрильи, — ответил я, несколько растерявшись. — Анисов — замечательный летчик и командир. Я хотел бы всю войну быть его заместителем… Командир полка понимающе улыбнулся и твердо сказал:
— А вот командование на это согласиться не может. Опыта и знаний у тебя достаточно. Пора командовать эскадрильей. Решено назначить тебя командиром второй эскадрильи.
— Второй? Но ведь в ней не осталось почти ни одного полного экипажа! Кем же там командовать?
— Ты прав. В боях за Крым мы почти полностью потеряли эту эскадрилью. От нее остался один экипаж. Придется поработать и сколотить новую эскадрилью из молодого пополнения. У тебя это получится, с людьми работать умеешь. Требователен, сдержан, имеешь авторитет… Ну, а командование поможет.
К такому разговору я не был готов и попросил дать мне подумать.
— Хорошо, — согласился командир полка, — один день на размышления. Прошу учесть, что приказ уже подписан.
Домой вернулся расстроенный, уходить от Анисова мне не хотелось. Я учился у него при каждом вылете. Вместе мы готовили экипажи, передавали им свой опыт. Не случайно даже в таких трудных боях, какие преподнес нам Крым, наша эскадрилья не потеряла почти ни одного самолета. А летчики второй погибли почти все. Я углубился в свои мысли, и это заметила Галя. Она всегда каким-то образом угадывала мои мысли, мое настроение и приходила мне на помощь.
— Что с тобой, Муса? На тебе лица нет. Случилось что-нибудь?
Мне не хочется заставлять ее волноваться, и я долго отнекиваюсь. Но Галю не проведешь. Приходится все же сознаться:
— Не хотелось мне расставаться с Анисовым, Галя.
— А в чем дело?
— Назначен командиром во вторую эскадрилью.
— Ну и что?
— Дадут новичков, а из них когда еще настоящих летчиков сделаешь.
Галя начинает убеждать меня в том, что положение в полку сложное и сформировать вторую эскадрилью будет нелегко, но это необходимо, потому нужен бывалый опытный летчик, имеющий за плечами не один боевой вылет. По ее словам выходит, что этот человек не кто иной, как я. В конце концов советует мне поговорить с Анисовым. Что скажет он?
После разговора с Галей мне становится легче. Иду к Анисову. О моем новом назначении он уже знает.
— Будь на месте полкового, я сделал бы то же самое, — говорит он мне.
— Значит, советуешь? — спрашиваю я.
— Не то слово. Надо! Понимаешь, надо! Будет трудно — это верно. Но у тебя хорошая школа. За плечами — Сталинград, «Миус-фронт», Донбасс, Никополь, Крым. Справишься!
— Одному не под силу. Хоть бы один экипаж дали из нашей эскадрильи.
— А кого бы ты хотел взять?