Шрифт:
Пролог
Георгий Полеводов
Штурмовой удар
(«Пламя над горами»)
Оригинальная версия
Пролог
Бездонно-черная сибирская ночь. Яркие звезды освещают застывшие волны запорошенных снегом вековых сосен и елей. От края до края — тайга. Снежная, величественная, молчаливо-загадочная. Тишина… Лишь иногда с глухим шумом упадет с тяжелой еловой лапы ком снега. Только звезды перемигиваются
Две звездочки кажутся больше других, и, спустя некоторое время, можно заметить, что они медленно-медленно плывут по антрацитовому небосводу, увеличиваясь в размерах. Вот это уже не звезды, а две ярчайшие кометы, чертящие небо своими огненными хвостами. Постепенно приходит звук: пронзительно звенящий гул, который превращается в грохочущий рев. Каждый факел бело-голубовато-розового пламени венчает толстый иглообразный силуэт с широким угловатым килем и заломленными назад крыльями. Еще секунда, и два истребителя чуть «вспухли», сбрасывая скорость, консоли крыльев поползли вперед, меняя угол стреловидности несущей плоскости, и огнехвостые машины плавно скользнули к земле.
— «Прилив», я «Рубин-17», прошли ближний привод, разрешите снижение.
— «Прилив», я «Рубин-26», прошел ближний, разрешите снижение.
— Я «Прилив», Рубину-17', «Рубину-26» снижение посадочным курсом разрешаю.
— «Прилив», я «Рубин 17», щитки, закрылки выпустил, шасси выпустил — зеленые горят. Я на курсе, на глиссаде. Разрешите посадку?
— «Прилив», я «Рубин-26», щитки закрылки выпущены, шасси выпущены, на курсе, на глиссаде. Разрешите посадку?
— Я «Прилив», «Семнадцатому» и «Двадцать шестому» посадку разрешаю. Условия: ветер — встречный, правый борт, семнадцать градусов, двенадцать метров в секунду… Полосам сухая.
— Условия принял, захожу на посадку.
Внизу, в непроглядной тьме, вдруг вспыхнули прожектора, неоново-яркая цепочка огней отметила границы полосы. Пара МиГ-23МЛ, многоцелевых сверхзвуковых истребителей слитно выполнила разворот и пошла на посадку. Со стороны самолеты с выпущенными закрылками и шасси напоминали чудовищных взъерошенных птиц.
Головной МиГ «чиркнул» по бетону колесами, опустил на пробеге свой острый нос. Гулко хлопнул, раскрывшись, тормозной парашют, гася скорость. Следом за ним сел и ведомый. Самолеты зацепили тягачами и отбуксировали на стоянку.
Подъехал «Газик» комполка. Пилоты, успевшие вылезти из кабин, вытянулись в стойке «смирно».
— Товарищ гвардии полковник! Боевая задача выполнена. Самолет-нарушитель перехвачен и боевым маневрированием вытеснен за пределы нашего воздушного пространства. Ведущий — гвардии лейтенант Савицкий, ведомый — гвардии лейтенант Тимченко. Разрешите получить замечания?
— Ты, вот что, — пробасил полковник, игнорируя уставные нормы. — Ты с «боевым маневрированием» поаккуратнее, мне камикадзе не нужны.
— Товарищ гвардии полковник, — начал, было, летчик.
— Отставить, гвардии лейтенант!
— Есть отставить, — покаянно ответил тот, но в глазах его блеснули озорные искры.
— Возвращайтесь в «дежурный домик» и отдыхайте, после окончания дежурства Вы и лейтенант Тимченко напишите рапорты. Все, можете идти.
— Есть! — пилоты приложили ладони к летным шлемам.
Летчики
В полку о Егоре ходили самые разнообразные разговоры и слухи. Одни считали его «отмороженным», другие ругали за слишком независимый характер и экстремальную манеру пилотажа, третьи, и их было большинство, восхищались им. Разговоры разговорами, но за полтора года стать летчиком-истребителем II класса — это все-таки серьезное достижение. Тем более, здесь, где погода не балует своим постоянством, а служба постоянно проходит на грани боевого применения.
Он очень любил летать и летал с каким-то отчаянным фанатизмом и остервенением. Его пилотаж отличался резкостью, стремительностью, каким-то внутренним изяществом. В воздушном бою Егор всегда мог найти единственное, изящное и оригинальное тактическое решение, которое переламывало ход боя и давало ему преимущество в небе.
Он «показал себя» в первом же вылете на технику пилотирования. Вылетели с комполка полковником Соболевым на учебно-тренировочной «спарке» МиГ-23УБ. Дав «добро» на выполнение высшего пилотажа, полковник ожидал от недавнего курсанта осторожного, «по всем правилам» выполнения фигур. С обязательными «площадками», когда после выполнения каждой фигуры самолет переходит в горизонтальный полет. Куда там! Егор закрутил такую карусель из виражей, бочек, иммельманов, переворотов, мертвых петель, завершив программу выходом из крутого пикирования у самой земли. Весь комплекс высшего пилотажа — без «площадок», на максимальных скоростях, запредельных режимах, с максимально допустимыми перегрузками! После полета полковник ограничился одной фразой: «Или убьешься, или станешь классным летчиком». Ветеран войны во Вьетнаме, Герой Советского Союза, сбивший трех «Фантомов»[1], он знал, что говорил.
Его напарник, Серега Тимченко тоже был фанатично предан своей профессии. Среднего роста, широкоскулый, нескладный, с вечно торчащими ушами, он вызывал улыбку, но она быстро исчезала, если кому-либо доводилось встретиться с ним в воздушном бою. Он обладал веселым нравом, был хорошим другом. Они летали вместе еще в училище, а потом были направлены к месту службы.
В «дежурном домике» Было тепло и уютно. Мягкие тяжелые шторы, уютная мебель, мягкий приглушенный свет. Два летчика, игравшие в шахматы оторвались от своего занятия.
— Ну что? — спросил молодой капитан, поглаживая тонкие, пшеничного цвета усики. — Погоняли вражину?
— Ага, крутился тут «Орион»[2] отозвался Егор, — так мы его немножко попугали.
— Зная тебя, можно представить, как вы его «немножко попугали». «Орион», наверное, драпал от вас как заяц, — сказал напарник шахматиста, старший лейтенант, черноглазый брюнет со смуглой кожей.
Они сидели вчетвером, пили горячий сладкий чай, вели неторопливую беседу. Разговор перескакивал то на летные темы, то на знакомых и не очень девушек, то на летные будни. Мягкий свет, уютная обстановка, горячий чай. Обычные радости жизни особенно остро воспринимались сейчас, после боевого вылета, погони, скоростного перехвата враждебной цели. Но Егор сейчас не думал обо всем этом. Он просто наслаждался покоем. Потом вздохнул и сел за письменный стол писать рапорт.