Штык и вера. Клинки надежды
Шрифт:
– Надеюсь, вы не будете возражать против небольшой верховой прогулки?
Дожидаться ответа Раден не стал. Просто подхватил Веру за талию, да и посадил ее боком на коня.
Руки девушки поневоле разжались, вцепились в гриву, и разошедшаяся блузка явила взору ротмистра разорванное же белье и полушарие груди.
Да… Искушение святого Антония. Притом что никаким святым барон никогда не был. Даже образ Ольги чуть померк. Поклонение даме – это прекрасно, только плоть тоже своего требует.
Обойдется эта плоть!
Барон
– Калинкин! Ехать сможешь?
В женском присутствии ротмистр невольно стал строже. Этакий суровый вояка, отец-командир, привыкший общаться тоном приказа.
Бывший гимназист на лошадь вскарабкался тяжеловато, однако ответил бодро, как истый гусар:
– Смогу, господин ротмистр!
– Тогда за мной!
Вера обхватила барона левой рукой. Правой же коснулась его груди, дотронулась до Владимира и сразу дернулась, словно обожглась.
Для Радена это было наподобие пощечины. Красный крест с перечеркнутыми мечами, знак чести, был для него предметом гордости, а тут такая реакция!
И уже не столь важными были объятия, прикосновение груди, разошедшаяся и не удерживаемая стыдливой рукой блузка… Женщины важны, только долг важнее. Орден же – свидетельство, что ты выполнял его честно, и дернуться от него…
– Миша! Дорогу знаешь?
– Куда едем-то?
Вера назвала. Похоже, она осознала свою оплошность. Иначе чем объяснить ее попытку прижаться к Радену плотнее, чем позволяют любые правила приличия?
– Тогда показывай! Галопом!
Раден чуть отодвинулся, насколько позволяло седло, и пустил коня вскачь.
Спина несущегося скакуна – не лучшее место для объятий. Вера явно пыталась припасть к ротмистру, да только покачивало, прибивало к широкой мужской груди и тут же отбрасывало от нее.
Девичья рука вновь коснулась креста и, как в первый раз, торопливо отдернулась.
Да что за черт, как сказал бы Сухтелен! Горячий орден, что ли? Так тогда бы давно сам почувствовал!
На девушку барон не смотрел, иначе заметил бы, как при прикосновениях к «Владимиру» вспыхивали красным ее глаза.
Вера попыталась примоститься на плече, словно норовила в дальнейшем слиться с бароном в поцелуе, коснулась погона и дернулась еще раз.
Больше попыток к сближению не было. А что грудь порою вдавливалась в гусара, так то виноват все тот же легкий галоп. Как виноват он и в том, что нечем придерживать блузку, луна же дает достаточно света для любования открывающейся картиной.
Задетый за живое, барон не любовался. Прикосновения – чувствовал, но поневоле, никак не реагируя на них.
– Здесь. – Калинкин остановил лошадь.
Вера кивнула. Глаза она прикрыла, видно, от стыда за свой неприличный вид.
Раден соскочил, снял девушку. В последний раз перед его взором мелькнула упругая грудь, невольно задержала внимание, так что вновь
Когда гусар поднял взгляд повыше, то все уже было в порядке. Красные огоньки сменились темной глубиной. Настолько бездонной, что, казалось, падать в нее можно всю жизнь. Или на всю жизнь.
– Спасибо вам за все, барон. Зайдемте ко мне на минутку. Я считаю обязанной хотя бы угостить вас чашечкой чая. Мама с братиком все равно ночуют у соседей, – многозначительно произнесла Вера.
А уж фраза об угощении вообще прозвучала двусмысленно благодаря интонации и страстному придыханию.
– Благодарю за честь! – Раден щелкнул шпорами. – К сожалению, в другой раз. Прошу прощения: служба!
– На пятнадцать минут, барон…
– Если я не вернусь через десять, то искать меня будут по всему городу. Подумайте сами, в каком положении мы окажемся оба, когда нас найдут!
Для чего он так сказал, Раден не знал и сам. Просто вдруг почувствовал, что не стоит оставаться наедине с этой женщиной. Хоть не к лицу гусару, но сердце подсказывает: случится что-то нехорошее.
Что именно, Раден так и не понял, подумал же из-за своей развращенности про гусарский насморк.
Как тогда Ольге в глаза смотреть? Проще не жить.
О другой опасности барон почему-то не подумал, хотя сам совсем недавно предупреждал о ней Ольгу.
Вера хотела что-то сказать, возможно, что ей наплевать на условности, да и нет никакого позора в том, чтобы принять у себя офицера.
– Сегодня действительно не могу, – предупредил ее намерения Раден.
Все-таки он, благодаря воспитанию, терпеть не мог женских просьб. Когда по каким-то причинам не мог или не имел желания выполнить их.
В данном случае – и то и другое.
– Честь имею! – раньше, чем Вера опомнится, повторил ротмистр, вновь привычно щелкнул шпорами и почти неуловимым движением оказался в седле. – Всегда к вашим услугам! Калинкин! Давай!
И два всадника стрелой понеслись прочь. Только стук копыт нарушил тишину замершей в ночном напряжении улицы.
Где-то далеко в стороне несколько раз хлопнули револьверные выстрелы, и все смолкло опять.
Лицо Веры исказила досадливая гримаса, а глаза вновь, только уже гораздо сильнее, полыхнули красным огнем. Но этого, к сожалению, никто не увидел…
Глава десятая
– Так… – Аргамаков задумчиво потеребил бородку.
Других слов после доклада Сухтелена у него не нашлось. Рядом Канцевич тер воспаленные от долгой бессонницы глаза. Начальник штаба вообще никак не прокомментировал услышанное. Но, насколько знал его командир, к сведению все принял и теперь прикидывал, как лучше действовать в свете новых обстоятельств.
Да новых ли? С чем-то подобным отряд уже сталкивался. Сюрприза никакого не было. Разве что увеличился масштаб явления, от отдельных людей к целым группам.