Штык и вера. Клинки надежды
Шрифт:
– Имшенецкий! – Аргамаков выглянул в коридор, но адъютанта нигде не было.
– Вашвысблог! Господин штабс-капитан по вашему приказанию отправился в бюро добровольцев, – напомнил невесть откуда взявшийся здесь Коршунов.
– Спасибо, – Аргамаков кивнул.
У него действительно вылетело из головы, что он перед самым возвращением гусарского подполковника захотел узнать, как закончился сегодняшний день.
Все-таки так хотелось верить, что бригада вырастет численно, станет пусть и не бригадой, так хотя бы полком. Дисциплина и профессионализм значат
– Что ж, тогда найди Барталова. Передай, он мне срочно нужен. Пусть подойдет, если не занят, конечно, – не столько приказал, сколько попросил своего вестового полковник.
Но и доктору он не приказывал. Звал обсудить услышанное. С кем же еще посоветоваться, как не с Павлом Петровичем? Он в последнее время стал любителем всевозможных гипотез.
Сухтелен молча курил. Он уже понял, что придется пересказывать все по второму разу. Не очень-то заманчиво. Только доктор – не строевой офицер. У него специфических знаний больше. Хотя какие знания могут быть по части откровенной мифологии?
– Черт! – выругался гусар и с силой затушил папиросу в импровизированной пепельнице из донышка шестидюймовой гильзы. – Может, еще батюшку позвать?
– Вы думаете, поможет? – поднял на него красные глаза Канцевич.
– Если верить россказням, то должно. Крест, молитва и святая вода – первейшее средство против нечисти.
Образ постоянно чертыхающегося Сухтелена не очень вязался с молитвой, и Аргамаков невольно поинтересовался:
– А вы сами пробовали?
– Со мною не было священника, – пожал плечами Сухтелен. – Но все-таки, господа, вы же встречались с чем-то подобным. Должны уже знать.
Его глаза смотрели с любопытством. Словно бравый кавалерист размышлял, а вдруг он не прав и поминания нечистого не приводят к добру?
Аргамаков усмехнулся. Вряд ли Сухтелен особо переживал за себя. Не тот он человек. Судьбу не обманешь. Разве что она сама захочет обмануться. Если бы речь шла о стране – тогда гусар наверняка смог бы позабыть про все ругательства.
Слова сыграли в крушении огромную роль. Но не заурядные чертыханья, и даже не многоэтажный мат. Напротив. Культурные речи интеллигентных людей. С виду умные фразы. Послушаешь – вроде все правда. Задумаешься – какая-то она односторонняя, книжная, словно не о жизни, а о каком-то надуманном мире.
Вот и надумали не то, что хотели! Сто чертей с вилами им всем в одно место!
– Крест животворящий не действует, – признался Аргамаков. – По крайней мере, на оборотней. На упырей – не знаем. А на колдуна, вроде, и не должен.
– Черт! Надо было проверить. Я имею в виду этих, из Рудни. Только в голову не пришло. Не до того было. – Сухтелен потянулся за очередной папиросой.
– Ну, да. Креститься, поминая черта и какую-то мать, – это, знаете… – не удержался Аргамаков.
Канцевич
– Каюсь. Водится за мной такой грех. Отведешь душу, и сразу легче становится.
В дверь вежливо постучали.
– Входите, Павел Петрович, – немедленно отозвался Аргамаков.
В комнату на самом деле вошел доктор. Поздоровался с собравшимися, осведомился у командира:
– Как вы узнали, что это, так сказать, я?
– По вежливому стуку. Сразу чувствуется интеллигентная закваска. Не то что у нас, армейской кости.
– Н-да… – протянул Барталов. – Логика. Что ж, выкладывайте, что еще стряслось в несчастной Рудне.
– А вы не в курсе? – несколько удивился Аргамаков.
Он как-то привык, что слухи опережают любые оповещения и приказы.
– Представьте себе – нет. – Барталов посмотрел на офицеров торжествующе. – Был так занят одним юнкером, у него начались осложнения, что не до того было. Знаю лишь о потерях. Но там мне делать, так сказать, нечего.
Потери действительно распределились странно. На четверых убитых пришлось лишь трое раненых. Даже не раненых, так, поцарапанных. Но чего только не бывает на войне!
Сухтелен во второй раз пересказал все случившееся в Рудне. Вплоть до своего приказа вбить в трупы убитых рудненцев осиновые колья.
– Вы бы видели, каких размеров у них клыки! – оправдывал свое решение гусар. – Клянусь чем угодно, у людей таких не бывает! Вершок, не меньше! Потом они стали, правда, уменьшаться. Представляете: лежит мертвец, а у него зубки на глазах становятся меньше! Жуть!
Барталов попробовал себе это представить и невольно передернулся. Зрелище явно было не для слабонервных.
– А перед этим? Что было перед этим? – Профессиональный интерес почти сразу взял верх перед какими-то мелкими, по нынешним временам, ужасами.
– Я же все рассказал, – непонимающе посмотрел на доктора Сухтелен.
– Клыки перед этим у них были? – терпеливо уточнил свой вопрос Барталов.
– Нет, конечно. Черт! Да если бы у них были подобные украшения, то мы бы ликвидировали всех сразу. Тогда бы хоть в рукопашную не пришлось вступать.
Мысль о потерях мучила подполковника. Он поневоле искал свою вину в том, что четыре солдата были убиты, когда при некоторой предусмотрительности с его стороны вполне могли бы жить.
– Значит, клыки отрасли у них во время схватки? – вновь уточнил Павел Петрович. – А вы не заметили у них еще каких-нибудь других нехарактерных, так сказать, особенностей?
– У покойников?
– И у покойников тоже. Но прежде всего у живых. Отличаются они чем-то от нормальных людей или нет?
Сухтелен вздохнул. Он уже сам задумывался над этим вопросом, опрашивал людей, узнавал, кто что видел перед столкновением и во время его.
Конечно, требовать от человека наблюдательности в подобной ситуации глупо. Тут все идет на сплошных навыках, отработанных заранее приемах, и вспомнить реальную картину рукопашной не в состоянии практически никто.