Штык и вера. Клинки надежды
Шрифт:
– Оборотни?
Слово пролетело между солдат, отразилось в душах изумленным эхом, но породило не страх, настоящего страха давно ни у кого не было, – злость.
– Дозвольте, ваше высокоблагородие, мы все их поганое село спалим? – резко выдохнул унтер.
– Днем. Ночью драться между заборов – последнее дело, – отверг предложение Орловский. – Все грузимся в эшелон. Надо прикрыть наших у моста. Стрелять в любой подозрительный силуэт. Выполнять!
Ни бывалый подполковник, ни офицеры, ни солдаты не подозревали, что выстрел часового Федора Скворцова, а затем
Да и кому дано знать судьбу?
Под утро на землю пал туман. Он густо скопился в низинах, повис между деревьями в лесах и перелесках и только на вершинах наиболее высоких холмов казался всего лишь густой дымкой.
День обещал быть ясным. Пока же видимость ограничивалась несколькими саженями. А что за этими пределами – среди белесых клубов и не видать.
Григория туман устраивал. Наезженная проселочная дорога вела к нужной цели. Петляла, конечно, как и любая дорога, зато не раздваивалась, не задавала сказочных загадок. Налево пойдешь…
И пусть даже земля под копытами была видна еле-еле, зато никто из местных жителей не мог заподозрить о приближении отряда. Разве по звуку.
Как ни хоронись, то звякнет стремя, то проскрипит колесо, то фыркнет лошадь, недовольная тем, что ее заставляют куда-то тащиться в таком густом тумане…
Авось не услышат! А и услышат – не поверят собственным ушам. Мало ли что порою чудится ранним утром, в тот час, когда первые птахи только начинают робко подавать свои голоса! Кто же заподозрит движение конной полусотни, а с нею – посаженных на подводы сотню пехотинцев при двух пулеметах!
Сила, многократно умноженная внезапностью. Пока местные крестьяне прочухаются, им лишь останется покорно задрать лапки кверху да молить всех святых, дабы эта сила не обрушилась на них всех мощью.
Особо обрушиваться Григорий не собирался. Помнил наставление атамана, что изводить поселян под корень нельзя. Кто тогда кормить будет? Надо их на рассаду оставлять, а уж приплод, он сам появится. Как не появиться, если в деревню пришли такие здоровые и бесстрашные мужики!
Раз Горобец сказал, так тому и быть. Изъять ценности можно и попозже. Чего их с собой таскать? Даже кто припрячет – не беда. Федор вмиг заставит их все потайные места вспомнить! У него это здорово получается. Собрал, в глаза посмотрел, распоряжение отдал, и обыватели сами с радостью волокут все, ценнее перепрелой соломы.
Люди спали на телегах, дремали в седлах. Да и что делать, когда ни черта не видать, хоть глаз коли?
Григорий не был исключением. Вчера было принято много. Пусть крепкий организм не особо страдал с похмелья, однако некоторая вялость чувствовалась. А может, не результат вчерашнего, просто недосып. Почитай, почти каждую ночь кутеж до утра, а то и налет на очередной городишко или село.
Последнее в итоге означало все ту же пьянку. Прикорнешь в вагоне или в бричке, а там уже опять пора за стол садиться, а то и забавляться со всевозможными буржуями, интеллигентами, а повезет – и
Вспомнилось: губастый Яшка просил добыть одного-другого золотопогонника не для забавы, а для, как он выразился, «технических нужд». Словно без офицеров нельзя ни в карте разобраться, ни с другими офицерами схлестнуться!
Не много ли друг Яшка о себе мнит? Все лезет и лезет со своими советами.
Нет, головастый, спору нет, только все одно – неприятно.
Офицера… Где ж его в деревне взять? Кто и был из своих, из крестьян, давно собственные односельчане порешили. Чтобы, значит, не высовывался. На миру не скроешься. И шибко из него не выделишься. Тем более – в нынешние времена.
Григорий то пускался в подобные незамысловатые размышления, то вновь погружался в чуткую дремоту.
Дремать даже лучше. Быстрее время летит.
Показалось: где-то впереди и чуть в стороне доносится слабое дыхание паровоза. Словно стальной гигант отдыхает на полустанке, как и Григорий, вполглаза. Чтобы, если что, были силы двинуться с места, а не стоять безмолвным истуканом.
Но раз паровоз, то где-то и железная дорога. Даже не сама дорога, от нее проселок особо не отдалялся. Неподалеку станция. Эта, как ее?.. Рябцево. Во!.. Значит, скоро приедем. Без всякой карты и офицеров.
Проселок в очередной раз спустился в низину. Туман тут был погуще. Всего-то и видимость – изредка маячат деревья с правой стороны. Никак, лес? А слева, похоже, поле.
Как-то беспокойно зашевелились кони. Запрядали ушами, стали вертеть мордами по сторонам. Одна из лошадей тревожно заржала, и ей немедленно отозвались сразу несколько.
Кобыла под Григорием встрепенулась, дернулась, и погрузившийся было в очередную дрему здоровяк немедленно очнулся.
Он по-звериному огляделся по сторонам. Слева, вроде бы, все было спокойно. Справа же…
Справа между темнеющих в тумане деревьев промелькнули какие-то тени. Повеяло страхом. Рука Григория привычно отдернула крышку деревянной кобуры.
Ругнулись разбуженные своими скакунами кавалеристы. Вновь дернулась кобыла под Григорием.
– Не балуй!
Чтобы удержаться от резкого рывка, пришлось обеими руками вцепиться в поводья.
Вновь взгляд направо, и сердце вдруг стремительно провалилось куда-то вниз.
Из тумана прямо на Григория бросился гигантский силуэт, вырос, превратился в волка. Такого большого, что здоровяк не подозревал о возможном существовании хищного исполина.
Кобыла рванула со всех сил, и застывший от изумления Гриша кубарем вылетел из седла.
В следующий момент волк навалился на него всей массой. Двойной удар, о землю телом и хищником сверху, едва не вышиб дух. Огромная морда нависла над лицом незадачливого наездника, окатила смрадом дыхания. Клацнули зубы. Пасть вновь открылась, нацелилась на хрупкое человеческое горло.
Григорий машинально вцепился в волчью шкуру по краям от грозной пасти, попытался отодвинуть от себя.
Не тут-то было! Волк почти не уступал Григорию в весе, силы же в нем, как и в каждом животном, было как бы не больше.