Шум бури
Шрифт:
– Давайте-ка спустимся, а то чего не случается. Будет обидно погибнуть от шальной пули, - сказал Касбол, и спрыгнул вниз на своё место. За ним последовали Царай и Будзи.
Касбол опять не удержался и затянул негромко песню о Таймуразе:
Эй, кто мне позовёт Дзицца.
Эй-ей.
Эй, урайда-райда, уарайда уайта-а!
– Тихо! Что вы делаете?
– прошипел офицер и, пригнувшись, пошёл дальше. Тень офицера кружила у передних рядов солдат, и шум стал стихать.
– А-а, наши тоже зашевелились, - сказал Царай, свернул самокрутку,
Чуть позже близ окопов стали появляться какие-то тени. Из этих теней рождались люди. Они несли в окопы патроны и гранаты. В тылу русской армии тоже возникло оживление. Несли войскам еду, но не солдатам, а их оружию. Теперь стало совсем ясно, что должно было что-то произойти.
– Что будет, пусть будет! Утопающий уже не боится намокнуть.
– Это правда, Царай, но нам надо подготовиться, - сказал Будзи и рукой провёл по пятизарядке и кинжалу.
– Берите, берите! Каждому, кто тут, - протянул патроны и гранаты мужчина, пришедший в окоп.
– Давай, что положено троим, - Будзи положил в окопе долю троих воинов.
– Ты помнишь, Будзи?
– О чём спрашиваешь, Царай?
– Вот, - Царай показал пальцем на гранаты.
– Что?
– Как нужно их бросать?
– Я помню, хотя нам показывали это во время ходьбы.
– Тогда покажи, как и куда нужно бросать?
– Знаю, знаю, Царай.
– Всё-таки?
– Вот это кольцо должно остаться в руке бросающего. Бросать надо, когда пойдём в атаку, или когда враг будет наступать на нас.
– А мне показалось, что ты это забыл, - засмеялся Царай.
– Ну, что ты, Царай! Я что из липы сделан.
Пока Царай и Будзи разговаривали, Касбола одолел сон, и он захрапел, свернувшись в тёплом углу, и съёжившись, как мокрая курица.
Касбол так сладко спал, что тонкий свист из его носа доносился до соседних окопов. Царай, взглянув на Касбола, толкнул Будзи.
– Посмотри на нашего героя.
– Какой он герой? Ему хочется играть на скрипке, больше его ничего не согревает.
– Действительно, как он хорошо играл на своей скрипке, - сказал Царай и, умолкнув, погрузился в свои думы.
– Будзи! Осетины так говорят, "вышел танцевать - танцуй", а я немного изменю эти слова: пришёл воевать - воюй. Мы сюда не пировать пришли, да минуют тебя беды и болезни. Ты это понимаешь?
– Так разве ж я возражаю против этого. Пока у меня в руках сила, я готов. Это вот, который своим храпом наводит страх на германскую армию, пришёл на поле битвы петь песню про Цола.
– Нельзя над этим смеяться. Касбол пошёл по другой дороге. Он немного отличается от нас и его надо извинить. Чтобы бежать из Сибири, нужно иметь мужество, и у него такое мужество нашлось.
– Поверь, Царай, я ему ничего не делаю. Он сам меня провоцирует каждый раз.
– Так между вами и не бывает серьёзных раздоров, просто я сказал это к слову.
Один мужчина полз на животе мимо первых рядов и промолвил:
– Тихо. Не разговаривайте.
Он пополз дальше и
В тылу русских войск тоже стал слышаться шум. Было понятно, что там что-то делают. Наступила полночь. Многие солдаты спали. Кому было не до сна, те чем-то забавлялись. Одни играли в карты на махорку, другие рассказывали сказки. Но вот из соседнего окопа вдруг послышался плач. Сначала тихо, потом всё громче и громче. Уже начали слышаться осетинские слова:
– Ой, как это ты пропал, несчастье свалилось на мою голову... О моя бедная мать, какие ты видишь сны сейчас... Ах ты бедная, ах...
Царай не удержался и заполз в тот окоп, откуда доносился плач. Спустившись вниз, он увидел солдата. Тот в руках держал окровавленный носовой платок, смотрел на него и плакал. У Царая сжалось сердце, и он спросил:
– Кто это был, что с тобой?
Парень не переставал плакать. То, что из его глаз падали крупные слёзы было видно по блеску зрачков. Где-то из угла окопа струился небольшой свет. Была видна бледная кожа обиженного лица парня. Солдат пристально смотрел на носовой платок и плакал.
Неожиданно откуда-то выползла тень и, сдавленным от недовольства голосом, повелела:
– Перестань. Не разговаривать, не шуметь!
Тень уползла обратно. Парень уже не плакал с икотой. Он поднёс руку ко рту, и укусил её зубами. С руки потекла кровь. Парень пролил её на носовой платок и перестал плакать.
– Скажи, пожалуйста, что случилось?
– спросил его Царай. Парень, словно ничего не слышал, сидел тихо. Слёзы текли по щекам. Вздыхая, он стал старательно сворачивать свой окровавленный носовой платок. Свернув, аккуратно положил его за пояс. Утерев рукавом слёзы, он посмотрел прямо на Царая. Царай снова спросил его:
– Что случилось, скажи, пожалуйста?
Парень немного помолчал, затем начал говорить, тяжело дыша:
– Мы были двое, близнецы. Мать посвятила нам свою жизнь. Несмотря на бедность и невзгоды, она сумела нас вырастить. Мы друг в друге души не чаяли. Любили и свою бедную мать тоже... В один из дней к нам пришли бумаги из канцелярии. Забрали нас на фронт. Были здесь. Прошло три дня, как брат погиб. Тело его осталось у врага. Когда отступали, тогда он погиб... Я сколько мог тащил брата на спине, но силы мои были не безмерными. Этот носовой платок он прижимал к ране и окрасил кровью. Какое горе может быть более достойным оплакивания?
– Тяжело, надо сказать прямо, но что поделать. Против несчастья ничего не поделаешь, надо терпеть. Что будет с тобой, ты знаешь? Ты вот знаешь, что случилось с твоим братом, но кто будет знать о тебе. Чересчур горевать нехорошо.
Оба замолчали на какое-то время. Перед глазами Царая предстала окраина села, где молодёжь любила собираться петь и танцевать. Парни стояли с одной стороны, девушки с другой. Парни пели под гармошку. Девушки из-под ресниц смотрели на них и выбирали себе женихов. Они дарили любимым юношам носовые платки, тем самым признаваясь им в любви.