Шум за стеной

Булычев Кир

– Отпустите меня, не убегу, подожду.

– Спасибо. – Он с облегчением отпустил ее руку, сразу нашел ключи и открыл дверь – три замка по очереди. – Добро пожаловать. Ну заходите же, дверь закрыть надо.

– Как бы Сашенька не проснулась.

– Я вас долго не задержу. Поглядите и обратно.

Он пошел первым к двери в комнату, из-за которой доносился шум, столь давно знакомый Елизавете Ивановне, распахнул дверь, и шум сразу усилился, и оттуда, из-за двери, пахнуло свежим теплым воздухом, влагой и запахом морской соли. Свет в двери был не электрический, а закатный,

словно там, в комнате, садилось солнце.

И вдруг Елизавета Ивановна оробела.

– Нет, – сказала она, – в следующий раз.

– А ну! – Полуобняв соседку за плечи, Николин сильно подтолкнул ее к двери, и она вынуждена была подчиниться и переступить через порог.

Никакой комнаты за дверью не было. Был берег моря, опускающийся полого навстречу мягким волнам прибоя, было закатное алое небо и солнце, окруженное фиолетовыми с оранжевыми краями облаками, были какие-то высокие деревья вдали, где берег изгибался дугой, и полоса песка вдоль воды казалась почти белой. Добегая до песка, волны мягко тормозили, склоняя вперед зеленоватые головы. Среди кустов и некрупных пальм были воткнуты в землю палки, на которых была развешена небольшая сеть, стояли два ведра и самые обыкновенные высокие резиновые сапоги.

– Иди! – звал Петр Петрович. – Иди, Лиза! Попробуй, какая вода теплая. Здесь постоянный бархатный сезон. На Кавказ ездить не надо!

– Что же это творится? – сказала тихо Елизавета Ивановна. – Что за фокус?

– Я же говорю – обещал удивить, значит, удивлю. Никакой не фокус. Самое настоящее море в физическом выражении. Ты воду попробуй.

И видя, что Елизавета Ивановна не двигается, Николин сам легко сбежал к воде, зачерпнул в ладони, подпрыгнул, чтобы не замочить ботинки, и поспешил наверх, к гостье. Вода тонкими струйками лилась сквозь пальцы и пропадала в песке.

– Гляди!

На ладонях осталось немного воды.

– Соленая, – сказал Петр Петрович. – Умеренно соленая. Как в Черном море.

Петр Петрович был оживлен больше обычного, он был похож на мальчишку, который зазвал гостей и теперь хвастает перед ними своими мальчишескими сокровищами.

– Ты не представляешь, – он уже вновь бежал к берегу, – сколько любопытных предметов, так сказать, даров море выкидывает после непогоды. Я сейчас покажу.

Он делал круги по песку, пока не отыскал, чего хотел. И вот он уже возвращается, подпрыгивая, увязая в песке, несет на ладонях красивую светлую, свернутую в трубочку, как пирожное, раковину.

Елизавете Ивановне послышался сквозь шум моря плач. Сашенька проснулась!

– Мне надо идти, – сказала она. – Мне надо.

– Ну как же? Разве тебе здесь не нравится?

– Надо. Там Сашенька плачет.

Сразу с соседа слетела радость. Он покорился, проводил ее к отдельно стоящей на берегу двери и сказал скучным голосом:

– А вот здесь мои принадлежности. Я рыбу отсюда – с моря приношу, а?

И это «а» повисло в воздухе. Елизавета Ивановна уже была в прихожей, и Николин затворил дверь к морю, чтобы случайно кто не увидел с лестницы.

Елизавета Ивановна вбежала в квартиру, но там было совсем тихо. Сашенька спала. Елизавета Ивановна

поправила ей одеяло и остановилась в нерешительности. Куда теперь идти? Она перешла в большую комнату и там обнаружила Николина. Оказывается, он без спроса проследовал за ней. Елизавета Ивановна понимала, что человек взволнован, и потому ничем не выказала недовольства.

– Это птица была, – сказал Николин тихо. – Там, на море. Там есть одна птичка – поет, как будто плачет ребенок. Я тебе обязательно покажу. А я было подумал, что ты не к Сашеньке побежала.

– А куда? – удивилась Елизавета Ивановна.

– Куда? Разные люди бывают…

Елизавета Ивановна не поняла, что он имеет в виду, но расспрашивать не стала.

– Пошли снова? – спросил Николин. – Там закат у нас красивый.

– Нет, мне постирать надо.

– Ну какая может быть стирка, я же на море зову.

– Ну, в следующий раз, завтра, – пообещала Елизавета Ивановна.

Она закрыла дверь за соседом и только хотела накинуть цепочку, как раздался осторожный звонок.

– Это снова я, – сказал Николин громким шепотом. – Я только одну просьбу хотел высказать.

– Ну что?

– Я тебя прошу, надеюсь, сама понимаешь, чтобы ни одна живая душа… Понимаешь? Начнутся разговоры, а я человек пожилой, одинокий. Значит, договорились?

– Договорились.

– Обещаешь? Слово даешь?

– Даю-даю. Ну ладно, спокойной ночи.

– Спокойной ночи. Только учти, что слово дала.

На следующий день, в субботу, Николин затащил-таки Елизавету Ивановну на свое море. Дело было утром, спешить некуда. На берегу было довольно жарко, пришлось даже отойти повыше, в тень. Море выпускало из себя яркие искры и вдали, в мареве, сливалось с небом. Елизавета Ивановна думала, какая гадкая стоит на дворе погода, а воспитательница в Сашенькиной группе, Галочка, молодая и рассеянная. Как бы не забыла шарф девочке надеть, когда пойдут гулять.

Петр Петрович был похож на отдыхающего – рубашка-сеточка, брюки засучены до колен, в сандалетах, на голове треуголка, сложенная из газеты. Лицо в тени было совсем черным, только белки глаз голубые.

Из большого ведра, стоявшего рядом, Петр Петрович вытащил, поболтав рукой в компоте мелкой рыбешки – на уху, – зеленую черепашку. Черепашка спрятала голову под панцирь, но ножки вяло болтались, искали опору.

– Полагаю, – сказал Николин, – что Сашеньке такой подарок представит интерес. А то приходилось выкидывать некоторые редкие вещи – черепах, крабов или странных рыб. Зачем мне лишние вопросы – где достал черепаху, где краба нашел и так далее?

Он кинул черепашку обратно в ведро. Черепашка поплыла по кругу, расталкивая рыб, чтобы уйти поглубже.

Петр Петрович поднялся, разглядывая белое пятно на песке у воды.

– Дар моря, – сказал он. – Надо проверить. Чего только волны не выкидывают, просто любопытства не хватает.

Елизавете Ивановне было мирно, тепло, давно не отдыхала она в таком сказочном месте. Только при этом не могла отделаться от чувства, что все-таки это – кино, не настоящее. И от этого тянуло сходить на улицу, посмотреть, не пошел ли там дождь.