Шутки в сторону
Шрифт:
— Думаю, нам нужно обстоятельно поговорить.
Румянцев кивнул в знак согласия, а Костецкий наполнил коньяком обе рюмки, руки его при этом заметно дрожали. Они выпили, не произнеся ни слова.
Костецкий какое-то время сидел, прижав пустую рюмку к щеке, потом первым нарушил молчание:
— И что же теперь будет?
Румянцев на этот раз счел нужным откликнуться:
— Ее нужно лечить, конечно, но, как я понимаю, сейчас это не главная проблема. Самое неприятное — это пистолет, а она не помнит, как он оказался в ее сумке.
— Да его наверняка ей подбросили! — тоскливо воскликнул Костецкий, умоляюще глядя на Румянцева, который теперь оказался его единственной и последней надеждой.
— Скорее всего, — согласился
Они переглянулись, и тут Костецкий судорожно вцепился пальцами в рукав пиджака Румянцева.
— Вы должны сделать все возможное. Клянусь, я ничего не пожалею, чтобы отблагодарить. Я человек состоятельный, и вы знаете, как на сегодня складываются обстоятельства. Либо я погорю, либо… Аркадий Петрович, вы же прекрасно понимаете, что вам невыгодно терять такую работу, какую вы имеете у меня. — Костецкий отпустил рукав Румянцева и неловко опрокинул локтем рюмку. — Обещаю щедро отблагодарить, только сделайте что-нибудь, умоляю, сделайте, сделайте…
Румянцев чувствовал себя неловко, таким он видел Костецкого, обычно властного и подтянутого, впервые.
— Мне трудно вам обещать что-нибудь конкретно, Станислав Николаевич, — сказал он, — прежде я должен понять, что происходит и с какой стороны ожидать сюрпризов. Вы сами хотя бы догадываетесь, кто хочет вас подставить?
— Черт, да кто угодно! Вы же в курсе, что бандиты давно на меня наезжают. А конкуренты, а кандидаты на должность мэра? — Костецкий схватился за голову. — Тут не знаешь, с какой стороны удара ожидать. Никому не выгоден Костецкий на плаву, все предпочли бы его утопить!
Румянцев встал:
— Не хочу вас обнадеживать, могу обещать только одно: я постараюсь прояснить обстановку по своим каналам. Дайте мне для этого полдня.
— Разумеется, разумеется… И… и все, что вам нужно для этого… Вам нужны деньги? — Костецкий нервно захлопал себя по карманам.
Румянцев остановил его движением руки:
— Этого не нужно. Во всяком случае, пока.
Уже у двери он обернулся и добавил:
— Вы лучше о дочери позаботьтесь. Постарайтесь, чтобы ее никто не посещал, она не должна иметь возможности получать наркотики.
Прежде всего Румянцева беспокоило, куда же все-таки подевался Васнецов. То, что он исчез не случайно, сейчас уже не вызывало сомнений. Вопрос в том, какая здесь связь: прямая или косвенная. Румянцев опасался, что Васнецов мог оказаться подсадной уткой или, того хуже, двойным агентом, специально нанятым мафией, чтобы нащупать бреши в обороне Костецкого. А ведь он, именно он, Румянцев, порекомендовал шефу «хорошего парня» Мишу, крепкого, надежного, исполнительного, каким он его и знал по непродолжительной работе в милиции. Неужели ошибся, неужели он ошибся? Румянцев до сих пор в это не верил, поскольку всегда считал себя неплохим психологом. С другой стороны, для того, чтобы посадить Илону на иглу, требовалось время, даже если ее и накачивали исключительно героином. Получалось, что Васнецов как телохранитель это прохлопал ушами.
Васнецов жил на окраине. Румянцеву случалось пару раз к нему наведываться, поэтому улицу и дом он нашел без труда. Пейзаж убогостью и унылостью вызывал воспоминания о кинофильме «Сталкер» Тарковского. Правда, свежевыпавший снежок на этот раз немножко прикрывал привычные безобразия в виде бесконечных рытвин и траншей, заполненных тухлой водицей (то тут, то там прорывало древние проржавевшие трубы коммуникаций), куч строительного мусора, битого кирпича и бытовых отходов.
Из-за этих-то рытвин и ям проехать к дому Васнецова было непросто, и Румянцеву пришлось оставить машину почти за два квартала. Уже сгустились ранние декабрьские сумерки, и ни единого фонаря — их предусмотрительно переколотили местные пацаны, не знающие, куда направить
«Ладно, — уныло подумал Румянцев, — раз я уже забрался в эту клоаку и вдобавок промочил ноги, не так уж много я потеряю, если меня заодно обматерят в темном подъезде».
Подъезд встретил его запахами человеческой жизнедеятельности и шумной перебранкой, доносившейся из-за дверей ближайшей к выходу квартиры. За Мишкиной же дверью было тихо. Румянцев нажал пару раз на кнопку звонка — безрезультатно. Он дернул на себя дверь — она, против ожидания, оказалась незапертой. Румянцев вошел в прихожую, смутно предчувствуя нехорошее. Постоял возле вешалки, пока глаза привыкали к полумраку. Света он из осторожности пока не зажигал. Сориентировавшись, сначала заглянул на кухню: там никого. Из приоткрытой ванной комнаты тянуло сыростью. Румянцев наступил на что-то мягкое и, наклонившись, обнаружил под ногами махровое полотенце, упавшее, очевидно, с крюка на двери ванной. Машинально поднял и повесил на место.
Теперь оставалось только заглянуть в комнату и кладовку. Он вернулся в прихожую, соображая, куда двинуться дальше, и тут вышедшая из-за облаков луна осветила часть комнаты. Он отчетливо увидел, что на полу кто-то лежит. Румянцев на цыпочках приблизился к распростертому человеку и сразу же узнал Михаила Васнецова, который, без сомнения, был мертв. Присев, он на всякий случай попытался пощупать пульс, но тут же оставил эти попытки по причине их очевидной бесполезности: Михаил распростился с жизнью, по-видимому, уже достаточно давно. Приподняв застывшее тело, Румянцев разглядел лужицу загустевшей крови под ним, заодно определив характер ранения: безусловно, оно было огнестрельным. Кто-то выстрелил Васнецову в сердце, и пуля, судя по пятну крови на рубахе сзади, прошла навылет.
Дальше он уже действовал, что называется, на автопилоте. Быстро зашторил окна, благо портьеры были плотными, нашел в ящике кухонного стола огарок свечки (в том, что он его найдет, Румянцев не сомневался, так как в районе рабочего поселка почти ежедневно на часок-другой отключали электричество) и приступил к обследованию пола возле трупа. Довольно скоро обнаружил гильзу от патрона 9 мм, она закатилась под стул, на спинке которого аккуратно висели брюки и рубашка. Теперь оставалось найти пулю — она, очевидно, застряла в стене. Румянцев поднял свечу повыше и с предельным вниманием обследовал стену, оклеенную дешевыми обоями. Ничего. Тогда его взгляд упал на полированный шкаф, на одной из створок которого он и обнаружил явный след попадания. Пуля пробила слой полированного шпона и застряла в прессованных опилках. Оставалось только слегка ковырнуть ее ножом. Наконец пуля, пробившая сердце бывшего боксера и отчаянного парня Михаила Васнецова, лежала у него на ладони. Теперь следовало уносить отсюда ноги, и как можно быстрее.
Напоследок он еще раз окинул взглядом комнату, проверяя, не забыл ли он чего-нибудь, а также пытаясь понять, что же все-таки здесь произошло и при каких обстоятельствах убили Васнецова. Судя по тому, что в квартире сохранялся относительный для жилища одинокого холостяка порядок, вряд ли это было связано с ограблением. Скорее смахивало на заказное убийство, правда, без характерной детали — контрольного выстрела в голову.
Румянцев сунул свечной огарок в карман куртки и, приложив ухо к входной двери, прислушался: в соседней квартире продолжалась ругань, этажом выше заунывно плакал ребенок. Немудрено, что никто не услышал выстрела. Удивительно, что труп до сих пор не обнаружили, поскольку в таких домах нравы простые и завалиться к соседу без приглашения дело обычное.