Схватка с чудовищами

Карчевский Юрий Владимирович

Сегодня у Антона было приподнятое настроение. Как же, у Елены день рождения. Полковник Новиков пораньше отпустил его домой, предоставил машину, чтобы он успел заскочить на Центральный рынок купить цветы.

Выйдя из подъезда здания на Малой Лубянке, Буслаев направился к автостоянке, как вдруг его остановил круглолицый, с копной седых волос на голове пожилой мужчина.

— Антон, здравствуй! Вот не думал увидеть тебя. Ты имеешь отношение к этому дому? — воскликнул он.

— Вадим Павлович! —

узнал его Антон, хотя тот, пока не виделись все эти годы, потучнел, изменился в лице, еще больше поседел. Выдавали глаза. Они были по-прежнему мутными, цепко держали собеседника. — Я в этом учреждении работаю, и уже давно.

— Приятная для меня новость, — о чем-то думая, сказал Честнейший.

— А вы трудитесь или на пенсии? — поинтересовался Антон.

— Живу литературным трудом, — неопределенно ответил Честнейший. — Работаю над эссе о творчестве Льва Николаевича Толстого. До чего же высоконравственная личность! Кладезь мыслей! Русская глыбища! Вот с кого надо жизнь писать молодым людям!

Он говорил высокопарно, и Антону вспомнилось все, чему был свидетелем. И арест руководящих работников издательства «Academia». И чистка архива от статей неугодных авторов. И Вера Петровна, глубоко несчастная, но обаятельная женщина. Но прежде всего — Илья Потапов, друг дяди Семена.

— Кого-нибудь встречаете из бывших сослуживцев? — спросил он, всматриваясь в его лицо.

— Вера Петровна почила непробудным сном. Пусть земля ей будет пухом. Остальных я не выношу! — резко сказал Честнейший. — А встретил бы, непременно каждому в рожу плюнул. К счастью, они больше не топчут нашу священную землю. Тела их давно послужили пищей для червей, а на удобренной ими почве зреет нынче богатый урожай.

Честнейший неестественно рассмеялся, то ли почувствовав неловкость за вырвавшуюся кощунственную фразу, то ли от пристального взгляда Антона.

— Вы были на процессе, когда их судили? — спросил Антон.

— Процесса, как такового, не было. Все они прошли по связям с деятелями «Троцкистско-зиновьевского центра» и осуждены Особым совещанием во внесудебном порядке. Так что, не пришлось. — С гордостью добавил: — Из достоверных источников знаю. Как чекисту, могу приоткрыть тебе правду. — Оглядевшись, произнес вполголоса: — Это с моей подачи и арестовали их, и вынесли суровый приговор.

— Вот не знал… Спасибо за откровенность, Вадим Павлович.

— С кем же еще я могу поделиться о тех днях. А в этом учреждении — Честнейший указал на здание УКГБ, — меня кое-кто неплохо принимал. Помню, обсуждали дела издательские, а главное, кадровые вопросы. Кто чем дышит, что из себя представляет в политическом и моральном плане. С того дня, собственно, все и началось.

Антон понял: то была вербовка.

— Вы что же, близко и хорошо знали осужденных? — спросил он.

— О да! И много лет!

— Илью тоже?

— Потапова? Ну как же! Бывало, подойдешь к нему, прикинешься эдаким пиджачком: чего нового,

Илья? А он рад стараться. Один анекдот выдаст, потом другой, третий. Да все из тех, что враг народа Карл Радек сочинял, высмеивая наших вождей, советскую власть. Ну я на заметку, разумеется. Так и узнал, что он из себя представляет. К остальным тоже ключик подбирать приходилось. К каждому — свой, индивидуальный.

— Представляю, как нелегко вам было, — вставил Антон.

— Главное, скажу тебе, расположить к себе собеседника, найти слабую струнку и давить, давить на нее! Пока не размотаешь клубок. И знаешь, нет человека, в доверие к которому я не втерся бы, который не высказал бы мне то, о чем думает, что замышляет. И сам, и другие. А это, в основном, — недовольство. Кто порядками советскими недоволен, а кто и на самого Иосифа Виссарионовича тянет. Словом, антисоветчики, террористы, шпионы. — Пропустив пешехода, Честнейший продолжал: — Ты спросил об Илье Потапове. К твоему сведению, он к тому же из дворянского рода. Вот тебе наглядный пример того, как классовый враг использует метод «тихой сапы», чтобы проникнуть в наши ряды и подрывать их. Анекдотики — приманка, способ прослыть эдаким «смельчаком», «душечкой». А копнешь поглубже, такая вражина вылезает. Да еще с камнем за пазухой!

— Вам-то эти старания что-нибудь дали в жизни?

— Как видишь: жив и невредим. А иначе… Кто его знает, что было бы со мной, когда кругом враги.

— Всего-то? — Антон произнес это иронично.

— Думал, меня пригласят на работу в Отдел культуры Центрального Комитета нашей партии. Но, видно, не все сбывается из того, что человек задумал, — не понял иронии Честнейший.

— Я понимаю ваше огорчение, — сказал Антон и подумал: «До чего же грязная душонка у тебя, Честнейший. Сменил бы свою фамилию на Подлейший… Подонок!»

— Что поделаешь. Хлопочу вот персональную пенсию союзного значения. Быть может, на этот раз повезет. Все-таки на руководящей работе был столько лет. Принцип партийности в литературе отстаивал от нападок врагов. Да и внес немалый вклад в дело безопасности Родины. Достойный вклад! — Стрельнув глазами, неожиданно спросил: — Может, замолвишь за меня словечко? По старой памяти. Да и мы с тобой — собратья по оружию.

Он был смешон в своей просьбе.

— Если возникнет такая необходимость, представлю на вас правдивую развернутую характеристику, — согласился Антон, немного подумав.

— Вот спасибочко, — обрадовался Честнейший. — Я всегда высоко ценил твои деловые, политические и моральные качества, был уверен, что далеко пойдешь.

— Мы даже можем обговорить с вами ее содержание.

— Тебя мне сам Бог послал, Антон…

— Вас устроит, если я перечислю в характеристике все ваши заслуги?

— Я полностью тебе доверяю и полагаюсь на тебя.

— В числе прочего, особо отмечу вашу уникальную способность влезать в души подчиненных, чтобы потом…