Схватка с чудовищами
Шрифт:
— Ешьте, пейте, соседи мои дорогие.
— Пивко что надо! — смаковал Степан, шевеля усами.
— Да и блины — я те дам! — отметил вислоухий дед Сашко.
— Жаль, что нет с нами моего муженька Федора, — сказала Марта. — Все знают, каким он был хлебосольным хозяином. Да если бы не война… Это она, проклятая, отняла у меня мужа, у детей — отца.
Марта деланно всплакнула, утерлась передником.
— Скорее бы кончилась, ненавистная! — посочувствовал ей Степан. — Сколько человеческих жизней она унесла, скольких калеками сделала. Чтоб ему, Гитлеру,
Михей Брагин, которого за глаза называли «пивная бочка» за его огромный живот, продолжал, видно, начатый ранее разговор на тему, как жить дальше.
— Советы — штука хорошая, да только много требуют от нас. Мельницу отдай обществу. Батраков не имей. Женщине подавай равенство, — загибал он один за другим пальцы. — Я за Советскую власть, но только за вычетом всего этого. Оно пусть будет и власть, и я со своей идеей, со своей кобылой, со своей бабой.
— Трудового человека это не волнует, Михей, — возразил Степан. — Ему все подавай наоборот: землицу в свое пользование, равные для всех права, свободу, так, чтобы без погонял, братство себе подобных.
Заринь почему-то обратил внимание на молодого человека, сидевшего рядом с Сергеем. Долго всматривался в его лицо. Хотел заговорить с ним, но передумал, ждал, когда тот сам начнет разговор. А пока, отпив пива, постарался перевести беседу в другое русло.
— У нас, как в той присказке получается, — начал он. — Куда тащиться? Куда лошадь тащит! Что у тебя на возу? Сам на мешке сижу. У тебя что на уме было? Да нет, это — кобыла! Тебя, видно, обидел Бог? Это уши кобыльи — не бог. Дать бы тебе пару тумаков! Сейчас одет. В бане был без портков.
И вновь смех, но уже не такой густой.
— Я тут среди своих и могу говорить, как думаю, — подвыпив, сказал Михей. — За Советы, да! Но, пожалуйста, без большевиков! Большевики, значит, как до войны, снова пояс затягивай потуже. Большевики — каменный век человечества, варварство. Скажу больше: растление нравов! Я — против этого. Я за либерализм и свободу хозяйствования! За частную собственность!
За столом создалось напряжение.
— Я в гражданскую войну в Красной Армии служил, — начал дед Сашко. — Сражался под Перекопом. Выступление Ленина слыхал самолично. Не сойти с этого места. Ленин о трудовом люде беспокойство имел. Большевики, это, значит, за большинство, за народ! Понятно?
— Как было до войны — это здорово! — сказал Степан. — Да разве дадут восстановить прежнюю жизнь те, кто норовит всякому, кто встает за нее, ножом в бок пырнуть? Я о тех, кто в лесах засел и оттуда набеги грабительские устраивает на селения.
— Живем каждый сам по себе, — снова вставил Сашко. — А надобно кучей. Поприжали бы хвосты и бандюгам, и тем, кто им пособляет. Ишь, какую войну против Германии выиграли! И неужто с этой поганью не совладаем? Взвалили все на плечи милиции да осодмильцев. Спасибо, толковый человек — лейтенант Буслаев объявился. Да и Лиханов — парень бравый. А главное, нашей душе близкие люди. И еще — отважные ребята. А что Буслаев, так того и пули, говорят,
— Ты говоришь, будто сам наблюдал! — рассмеялся Михей Брагин. — Уж не кольчуга ли на нем надета или магнит, который отталкивает. Говорят, бывает и такой.
Разговор заинтересовал Буслаева.
— Сосед верно говорит насчет кучи, — сказал он.
Все замолкли и повернулись в его сторону.
— Бойкий приятель у тебя, племянничек, — не преминула заметить Марта и пьяно стрельнула в него сладострастным взглядом.
— Ты кто же будешь? — спросил Заринь Буслаева. — Что делаешь здесь, у нас?
Буслаев на мгновение задумался: ни к чему, чтобы в эту минуту и в этой компании узнали правду о нем.
— Вы можете предложить мне работу? — задал он встречный вопрос.
— Что умеешь делать? Мне нужен работник, — сказал Михей Брагин.
— Э, нет! Я обожаю свободу.
Кто-то хихикнул. Михей — «пивная бочка» — пытался сказать что-то, но бабы подняли гвалт, не дали ему и слова произнести.
— Батраков захотел! — воскликнула Семеновна. — Хватит того, что при Гитлере над нами измывался. Помещиком заделался. Из грязи да в князи! На него и пахали, и урожай евойный собирали. А он его в Германию отправлял, фашистов кормил. Народ же впроголодь жил.
— Да что, разве только это? — влезла в разговор Анастасия. — А сыны евойные? Что ни сын, то каратель гестаповский. Одного мстители наши народные повесили за это. А другие с фашистами на Запад удрать успели! Нет тебе слова, Михей, коли ты извергов вырастил и воспитал. Только у одной меня дочку и брата застрелили твои сыновья. А сколько еще они поубивали честного люду?!
— Драть три шкуры с батрака! Так ты, Михей, понимаешь свободу? — заговорил Заринь. — Не за то воюем! Благодаря таким, как ты, Краковский и существует.
Марта подлила Буслаеву пива.
— Не обращайте на них внимания! Поспорят, поспорят спьяну и разойдутся. И все забудется. Будет, как прежде. Вам нравится мое пиво? Старалась. По собственному рецепту готовила.
— Нравится. Чувствуется, на солоде сделано. Слегка медом отдает. Да и цвет — черного бархата…
— У вас тонкий вкус. Кто же вы по призванию будете, ежели не секрет, конечно?
— Когда-то любил радиотехнику. Закончил же исторический факультет.
— Ах, вот как. Мой муж, Федор Рябинин, тоже был изобретателем: и кадушки, бывало, сам мастерил, и наличники на окна. А уж дугу для лошади или корыто для поросят, так одно загляденье! Во всей округе славился, царствие ему небесное.
— Вот брешет тетка, — чуть не подавился Заринь. — Креста на тебе нет!
— А ты уж и срамить! — развернулась Марта.
Заринь поймал ее ненавистный взгляд.
— Про между прочим, ходит упорный слух, будто твоего муженька встречали… в лесу. Да-с!
Из рук Марты едва не выпал кувшин с пивом, но она успела поставить его на стол.
— Ты что же считаешь меня укрывательницей? Бандпособницей? Тогда я тебе разрешаю донести на меня Лиханову, а то и самому лейтенанту Буслаеву.