Схватка с чудовищами
Шрифт:
— Резонно. А с кем душу отводишь?
— С близким мне человеком.
— С женой, что ли? Она разве способна понять мою душу? Есть у меня зазноба. Так ей тоже не душа моя интересна, а кое-что другое. Сам знаешь. А еще, чтобы дорогое угощение, тряпки, побрякушки. И все за мои кровные!
— Любовницы все на одно лицо, — подтвердил Горяев.
— Вот именно! Поэтому я с нею держу язык за зубами. — Генерал схватил пальцами за хвост кильку, запрокинул голову, сунул в рот, прожевал. — Ты мне чертовски нравишься, капитан! И уважительный,
— Если сомневаетесь, не говорите, — пожал плечами Горяев.
— Думаешь, не переживаю, что бываю несправедлив и даже жесток с людьми? Еще как переживаю! Но буду с тобой, как на духу. Одно успокаивает. Там, наверху, поступают жестче. Я лишь бумаги подписываю. Приговор выносят и приводят в исполнение другие. А ежели гак, я здесь не при чем, друзья-товарищи! Так или не так?
— Ну так, — подтвердил Горяев, сам не зная что.
— Теперь понимаешь, как трудно мне живется? Но и указания вышестоящих я тоже не смею не исполнять. Ну и сводишь, что называется, дебет с кредитом.
— Понимаю, — посочувствовал Горяев.
— Вот и банды эти, дьявол бы их побрал, на мою голову свалились. Думаешь, не сознаю, что за неделю их уничтожить невозможно? Но опять-таки указание: «Покончить с террористическими и националистическими бандформированиями в кратчайший срок и любыми средствами!»
Генерал закусил.
— Вот открылся тебе и на душе вроде бы легче стало.
— Ну так подайте в отставку, если не согласны, — сорвалось у Горяева с языка. — Думаю, отпустят, неволить не станут.
— Я слишком много знаю, чтобы со мной так легко расстались… Да и куда деваться? Служил в милиции. Заправлял кадрами в обкоме партии. Всюду та же картина: давай показатели! А где я их возьму? Вот мне и тяжело. Нет! Не понял ты мою душу, капитан! Мыслишь, как человек далекий от того, что происходит в стране, в органах, в партии нашей ленинской.
— Вы правы. Я во многое не посвящен либо знаю понаслышке. Вы же человек информированный. Но мудрость народная гласит: если руки запачкались, их надо вымыть.
— Мораль читаешь… Как щи ложкой хлебать, я и сам знаю. А ведь я поверил в тебя, как девке в любви объяснялся… Значит, ошибся.
— Я вижу, вы мучаетесь, товарищ генерал. Порвать с этим злом боитесь, а возможно, и не желаете, на раскаяние не способны. Оттого и сказал такое. Как говорится, откровенность за откровенность.
— Ты что же, учить меня вздумал?! — Глаза генерала налились кровью, стали похожи на бычьи. Он резко встал, вышел из-за стола. Выругался матом. Завалился на диван. Через минуту комната наполнилась его храпом.
Горяев переживал случившееся. Невольно он оказался посвящен в дела особой секретности. Но кому же нужны свидетели?..
Раздался телефонный звонок.
— Капитан Горяев у аппарата.
— Здравствуй, Глеб. Это Буслаев. Я говорю с полевого телефона. Докладываю: в ближайшее время
— Ну-ну, давай дерзай. Держи в курсе событий.
— Я хотел бы доложить об этом лично генералу Петрову и пригласить его на капитанский мостик. Он просил об этом меня.
Антон Буслаев говорил иносказательно, чтобы телефонистка на станции не могла догадаться, но Горяев превосходно понимал, о чем идет речь. И тем не менее замешкался. Не сразу сообразил, как поступить.
— Одну минуточку, Антон, — сказал он и попытался разбудить генерала, но тот в ответ лишь недовольно бурчал, выкрикивал что-то невнятное и даже непристойное. Тогда сам ответил за него: — Видишь ли, Антон… Товарищ генерал занят важным делом, не допускающим отлагательства, и приехать к тебе при всем желании не сможет, о чем весьма сожалеет. Приказал передать тебе, чтобы чувствовал его рядом с собой и действовал решительно, как договорились в Москве.
— Ну что же. Остается только пожалеть, — сказал Буслаев. — Передай товарищу генералу, что все так и будет, как он требует…
В трубку ему был слышен голос генерала. Тот лыка не вязал. Антон понял: надеяться следует только на себя. Тщательно готовиться к каждой боевой операции и наращивать собственный опыт. Да и откуда у генерала подобный опыт, если он из кабинета не вылезает.
Когда генерал проснулся, Горяев доложил ему о звонке Антона.
— Это хорошо! — бросил Петров. — Скажи, капитан, что ты лично думаешь о лейтенанте Буслаеве?
— Он — смелый человек, — ответил тот.
— Лишен чувства страха? Так что ли?
— Наверное, каждому человеку это чувство присуще.
— Тогда в чем же дело? — допытывался генерал.
— Он никогда не старается в полной мере сознавать опасность, которая его поджидает всюду. Тогда и море по колено.
— Может быть. Может быть… Давай по такому случаю трахнем по маленькой! — Генерал поднял стопку водки. — Смерть окуням, как говорят у нас на рыбалке! Смерть бандитам! Ух, я их, только попадись на глаза! Смерть Гитлеру и Муссолини! Да здравствует вождь всех угнетенных народов товарищ Сталин!
Буслаев прилег на диван отдохнуть перед трудным днем. Но прежде прослушал радио из Москвы. Юрий Левитан передавал о начале Крымской конференции глав правительств антигитлеровской коалиции. Сталин, Рузвельт и Черчилль собрались решить сложнейшие вопросы, связанные с завершением второй мировой войны и послевоенным устройством мира.
Передали сообщение также и о том, что войска Красной Армии вышли на Одер.
«До Берлина — менее ста километров, — размышлял Антон. — Но не в характере немцев сдаваться без боя. Агонизирующие фашистские силы, конечно же, будут отчаянно драться за каждую пядь своей земли. Прольется еще немало крови… Мой Берлин — бандформирование Краковского. В нем до ста головорезов, которым нечего терять. Схватка, конечно же, будет жаркой, до последнего бандита!..»