Швейцария на полкровати (рассказы и повести)
Шрифт:
Потенциальная теща тоже не знала, как быть? Она, сияя личиком, гостю рыжики отведать предлагает: "Кушайте, сами собирали". Тот всю тарелку полуведерную подчистую навернул, а все равно морду кривит. Бабе Моте как нож под сердце. Да что за люди москвичи эти?! Ведь видно - нравятся грибочки. Нет, косорылится, как, прости, Господи, навозом накормили.
Мужикам и совсем бы плевать на кривизну гостя, кабы им граммов по двести на каждый глаз. От закусок стол проседал, а пить разрешалось по предпраздничной инструкции только сухое
– По коньячку?
– предлагал Миша мужикам.
– Ага, - дружным хором звучало в ответ.
– Они не пьют!
– сверкала глазами на хор баба Мотя.
– Не пьем, - вздыхали мужики.
Дочь Валентина, помня материнский наказ, отвлекала Никиту от "Ревела буря" пинками. Хотя с чего петь-то? С кисляка впору волком выть. Но жена пинала: "Не пой!" И ведь не в войлочных тапочках сидела. Как же - московский гость! В туфлях. Еще бы лодочки, тогда куда ни шло. А тут подошва, как из БелАЗовской резины. После третьего пинка налился синяк. Вскоре конечность можно было ампутировать.
Никита запросился поменяться местами.
– Че у тебя, гвоздь в стуле?
– Ногу отсидел.
Через полчаса к ампутации созрела вторая конечность. Баба Мотя тоже периодически толкала деда в бок:
– Застегнись!
Дед судорожно хватался за насмерть застегнутую на замок и две булавки ширинку. А москвич с кривой физиономией недоумевающе смотрел на дергающегося с частотой отбойного молотка Никиту, на деда, то и дело хватающегося за причинное место. Только Гена сидел тихо, со смертной тоской в глазах. Он вспоминал, как славно гуляли без москвича раньше.
В прошлом году в три часа ночи давай в фанты играть. Деду Макару досталось с балкона овцу изобразить. Взбрыкивая, зарысил дед на четвереньках на балкон, откуда на всю округу заголосил:
– Бе-е-е-е!..
Жалостно так. Глупая овечка от отары отбилась, боится, что на шашлык наденут. Отблеял дед Макар и только за рюмку - сольный номер отметить, звонок в дверь. Лейтенант милиции.
– У вас, - строго спрашивает, - на балконе сельхозскотина?
– Ага, - дед Макар цветет.
– В частном секторе, - говорит милиционер, - похищена овца. Надо провести опознание.
– Запростака, - хохотнул дед Макар, упал на четвереньки и, бекая, пробежался по комнате.
– Косим под психклиента?
– не улыбнулся милиционер.
– Так и занесем в протокол.
– Мил человек!
– пришла в себя баба Мотя.
– Какой протокол? Старый дурак напился. Но ничего мы не воровали. Смотрите сами...
– Успели перепрятать!
– заглянул милиционер на балкон.
– Придется пройти в отделение.
От волнения дед Макар в секунду расстегнул все пуговицы на ширинке.
– Вы че?- отпрыгнул от него милиционер и достал наручники.
– Гомик?
– Точно, - сказала
– Убила бы, какой комик. Продыху от его надсмешек нет. Доблеялся, старый козел!
– Я имел в виду, что он гомосексуалист!
– Какой там сексуалист! Давно уже, слава Богу, с этим не пристает.
– А че тогда на меня ширинку нацелил? Я же при исполнении.
И забрал деда.
Не успела баба Мотя утереть слезу и снарядить дочек выручать папу родимого, как грохот в дверь:
– Откройте! Милиция!
Дед Макар в милицейской фуражке и в обнимку с недавно арестовавшим его лейтенантом, у которого в руках бутыль самогонки.
Оказывается, милиционер - это племянник соседа снизу, приехал к дядьке в гости из Абакана. Ну, и решил подшутить.
Славно всегда гуляли. Нынешний праздник летел, как говорил в таких случаях дед Макар, корове в подхвостицу...
Баба Мотя всю жизнь угощения делала тазами. Таз пельменей, таз колдунов - вареники с капустой, - таз винегрета... На этот раз тазы были практически нетронутыми. Мужикам на сухую в горло не лезли ни пельмени, ни колдуны...
– Хватит!
– в один момент хлопнул по столу дед.
– Спать!
На часах еще и двух не было. И это сказал дед Макар, который, как правило, в Новый год куролесил до следующего вечера. Приткнется где-нибудь на полчаса, проснувшись, пуговицы застегнет и опять гулять. Тут отрезал: "Спать!" И все согласились.
Гуляли они в однокомнатной квартире сына Генки. В своем добротном частном доме привечать гостя баба Мотя наотрез отказалась - не с деревни, чать, он приехал. У Генки имелся дефицит спальных мест. Женщины выбрали диван-кровать и покатом поперек лежбища разместились. Мужикам постелили на полу, гостю - на кухне, на раскладушке.
Мужики суровым строем лежали под елкой. Не спалось. Червь недовольства точил их. Один всех троих. Большой и злой. Двенадцать месяцев ждешь праздник, и вот он бездарно летит в подхвостицу. За окном смех, песни, визг...
И попробуй, усни, когда ни в одном глазу.
– Сейчас бы снотворных капель!
– зашептал дед Макар.
– Пару кружек, - согласился Никита.
– Пойду погляжу.
– А?
– спросонья услышала его голос супруга.
– Бэ!
– недовольно продолжил алфавит муж.
– В туалет хочу. До утра что ли терпеть?!
Заурчала вода. Вернувшись, Никита доложил командному пункту под елкой: "Спит". Начался совет в Филях под одеялом, что делать? Но и враг не дремал.
– Вы что там вошкаетесь?- спросила Валентина.
"Кто вошкается?" - хотел возразить Генка, но дед Макар вовремя зажал ему рот. Надо было усыпить бдительность противника. "Храпите!" - приказал дед. Мужики начали свистяще-храпящими руладами изображать спящих. И женщины сомлели под эту музыку.
– Все!
– зашептал Генка.
– Я на разведку. Вы храпом прикройте.